Встреча произошла в Северном Ледовитом океане, возле острова Рудольфа (архипелаг Земли Франца-Иосифа). Локаторы засекли идущие встречным курсом «точки», по мощности отраженного сигнала похожие на самолеты. На всякий случай сыграли боевую тревогу: лодка шла в надводном положении. Непонятные «точки» прошлись над лодкой, видимые только на экранах радаров, – наблюдатели сначала их не видели, потом вернулись, идя лесенкой, пять «точек» одна над другой. Лодка изменила курс. Объекты снизились до полусотни метров над уровнем океана и разом «проявились». От шаров и обычных «тарелок» НЛО в них ничего не было – плоские треугольники. Лодка описала циркуляцию, запрашивая объекты по радио, но трое из них тут же ушли по вертикали в небо, а оставшиеся упали в воду и скрылись. Некоторое время гидроакустики слышали шумы, характерные для погружения аквалангистов, но вскоре шумы стихли...

И еще десятки подобных записей и фотографий, сделанных летчиками, моряками, геологами, туристами, астрономами, космонавтами. Сообщения разнились по форме, месту действия, по отношению к объекту исследования, но все они сходились в одном: НЛО избегали непосредственных контактов с людьми, позволяя себя фотографировать, преследовать, изучать на расстоянии. Не позволяли только одного: нападать. Все подобные случаи, происшедшие как за рубежом, так и в странах Содружества, кончались трагически: «охотники» взрывались в самолетах или пропадали без вести.

«Нет, НЛО не новое явление электромагнитного характера, – подумал Березин, – есть и такие гипотезы. Аппараты? Вероятно. Или мы все чего-то не видим за всеми странностями событий с ними?

Собственно, чего ради я остался сегодня в лаборатории? В сущность НЛО не проникнуть путем абстрактных рассуждений. Хотел поразить Ивлева сумасшедшей идеей? Хотя стоп! Не надо слишком глубоко уходить в самоанализ. Это полезно лишь в малых дозах».

Выключив компьютер совсем, Максим походил по лаборатории, трогая пальцем приборы, потом подошел к магнитофону и включил запись звуковых шумов, сопровождающих – редкий случай – полет НЛО.

Комнату заполнили тихий переливчатый свист, шорох, вздохи ветра и странные звуки, похожие на звонкую капель...

В понедельник он едва не опоздал на работу: сначала проспал, потом долго не ходили троллейбусы, потом вспомнилось, что ключ остался в двери, – в общем, одно к одному. По дороге продолжал размышлять над словами Гаршина, который в отсутствие Ивлева высказался весьма определенно о результативности исследований отдела. Кое в чем он был прав, конечно, признался сам себе Березин. Отдел был невелик, и практический выход от их изысканий пока равнялся воробьиному носу. С институтом Хейнека или французским SLEPS (Общество по изучению космических явлений) сравнивать их еще нельзя, триста-четыреста человек и задачи решают помасштабней, и цели, наверное, у них посерьезней. Но ведь отдел только начал работать по НЛО, до этого в Академии наук никто не придавал особого значения проблеме, никто даже не воспринимал ее всерьез, не говоря уж о систематическом изучении. А за год с небольшим работы отдел собрал информации больше, чем инициаторы-одиночки и любительские группы за прошедшие полсотни лет! В стране создана сеть АСН – автоматических станций наблюдения за НЛО, – намного облегчившая сбор информации, а приданная отделу быстродействующая ЭВМ – ее обработку. И плюс ко всему работники отдела, как энтузиасты и великие оптимисты, закаленные перестройками общества, верили, что работа их полезна и перспективна, что когда-нибудь в коридорах Центра на них станут смотреть с благоговением и перестанут за глаза и в глаза называть «любителями посуды» и «тарелочными диссертантами» – НЛО до недавнего времени называли «летающими тарелками» и даже «летающими блюдцами»...

Так что зря Владислав в субботу затеял этот разговор, подумал Березин. Или затеял его нарочно, дабы проверить крепость их моральных устоев? Он любит психологические эксперименты, недаром подруга у него преподает в университете социальную психологию.

Березин замедлил шаг, сворачивая на проспект Вернадского. Вспомнилось, что Ивлев обещал новую разработку – излучатель. Как он там говорил? Излучатель СВЧ-пакета... Это же Максимова область – квантовая электроника. Ивлев его потому и вытянул из Томского института сильноточной электроники, где он работал по распределению над созданием приборов СВЧ-диапазона. Правда, Березин отлично понял Ивлева, отобравшего для работы в отделе незаурядных людей. Анна, например, работала раньше начальником лаборатории в объединении «Белэлектроника», то есть вообще в другой стране, имела ряд опубликованных работ по созданию больших интегральных микросхем. Гаршин до Центра работал в Физическом институте Академии наук, имел степень кандидата физико-математических наук. Кнежич тоже был кандидатом, только технических наук, как и Березин, но специалистом в области автоматизации производственных процессов. Лишь Рудаков был в их среде инженером без степени, зато Михаил принадлежал к людям, владевшим, кроме основной профессии – прибориста-ремонтника, – еще тысячью других, донельзя нужных в их деле. Кроме того, руки у него были действительно золотые.

Максим уже вбегал по ступенькам в здание Центра, когда прозвенел звонок, означающий начало рабочего дня. Знакомый вахтер (кибер-пропускная система то и дело ломалась) сочувственно покачал головой, и Максим, не задерживаясь в коридорах, проскочил в сектор отдела.

В лаборатории царил обычный порядок. Дима Шилов уже залез во внутренности искателя с ультразвуковой насадкой, Анна готовила к работе блок контроля АСН.

– Тебя уже вызывал шеф, – сказала она в ответ на его «доброе утро, леди и джентльмены». Березин немного сник, но, подумав, решил, что речь пойдет не о чувствительности искателя или доводке АСН. Ивлев не повторяет дважды ни распоряжения, ни пояснения. Скорее всего он даст новое задание, ведь говорил же он об излучателе не ради шутки.

В кабинете начальника уже сидел Кнежич и разглядывал вычерченную на ватмане схему. На Березина он не обратил внимания, а Ивлев, ответив на приветствие, кивком указал на стул и сказал:

– Вот вам задачка посложней, чем все прежние. Посмотри, потом обсудим и решим, кому ею заниматься. Критиковать схему не разрешаю, ибо она отмоделирована на компах АН.

Минут пять Березин разглядывал схему и все больше убеждался, что чертил ее гений. Или сумасшедший. А так как Максим был уверен, что разрабатывал ее уважаемый шеф, то скорее стоило признаться в своей некомпетентности, нежели в его сумасшествии.

С первого взгляда, конечно, Березин смог разобраться лишь в общих закономерностях схемы, схемы излучателя, сердцем которого была многорезонаторная система, возбуждающая волны субмиллиметрового диапазона, и вот тут-то он совсем обалдел! Таких сложных систем ему видеть еще не приходилось. Излучатель должен был, по мысли разработчика, излучать сложнейшие пакеты высших гармоник электромагнитного поля в пикосекундных интервалах, да еще сфазированных неким определенным образом.

Нет, рассказывать о схеме – все равно что объяснять слепому, какой цвет имеет небо. Березину не хватило бы красноречия, чтобы описать ее красоту и стройность. Она была неотразимо логична, выразительна, и он уже видел за тонкими линиями чертежа сам аппарат!