Шрифт:
Чернявый оригинал попытался положить руку Анне на талию, и Березин вынужден был вмешаться. Он очень вежливо взял бойкого спортсмена за руку и мгновенным движением вывернул так, что тот присел, не имея возможности двинуться с места. Руку второго Березин поймал в движении тем же манером и повел их, в полуприседе, к выходу из зала, на ходу укоризненно приговаривая:
– Ребята вы веселые, спору нет, но если девушка не желает знакомиться, то усердствовать не надо, у нее уже есть провожатые, и в импорте она не нуждается.
Парни, видимо, почувствовали силу и профессиональную хватку провожатого и, хотя на них обратил внимание почти весь зал, бузу поднимать не стали, пообещав на прощание встретиться в другом месте.
– Напрасно ты с ними так, – покачала головой Анна, когда они съели по бутерброду и запили кофе. – Я и сама могу постоять за себя.
– Не напрасно, – хмуро возразил Березин. – Так быстрей и надежней. Если бы я начал их уговаривать... знаешь, слово за слово...
– А если бы они стали драться?
– Я бы их просто покалечил, – темнея, ответил Березин. – И так остановился на минимуме. Не выношу хамства, тем более...
Он замолчал и закашлялся, делая вид, что захлебнулся кофе.
– Извини.
Анна улыбнулась. Она все поняла, она, наверное, понимала Максима, даже когда он сам себя не понимал, и в душе Березина расцвело майское дерево. В душе он уже поклялся не говорить ничего лишнего. «Ждать и надеяться...» – вот теперь его девиз, и выбора нет.
Когда они вернулись к Рудакову, читавшему местную прессу, Березина неприятно поразило соседство недавних знакомых, но он сделал вид, что не заметил повышенного внимания с их стороны к своей персоне. Анна, перехватив его взгляд, взяла свою сумку и ушла переодеваться. Через десять минут она появилась в походном костюме: в джинсах и куртке, не потеряв, по мнению Березина, ни на йоту своей прелести.
Вернувшийся Ивлев коротко сообщил, что их ждет машина, мужчины подхватили вещи и поспешили вниз, к выходу из аэропорта.
– Шеф чем-то озабочен, – пробормотал Рудаков, перекидывая через плечо ремень кинокамеры.
Березин ничего такого не заметил, но у Михаила был верный глаз, и он ему поверил, хотя и не придал словам особого значения.
Ивлев повел их через скверик, разбитый перед зданием аэропорта, в слабоосвещенное пространство автобусных остановок. Но не успели они пройти скверик, как в конце аллеи появились три тени, потом погодя еще одна. Послышались смех и ругань. Все четверо стали поперек дороги, не пропуская группу экспертов. Шедший впереди Ивлев остановился и спросил, не оборачиваясь:
– Кто это?
– Я не знаю, – виновато ответил Березин, ставя сумку на землю. – Они не совсем вежливо знакомились с Анной... не все, вон те двое, в центре.
– Максим ни при чем, – быстро проговорила Анна. – Это я виновата. Давайте лучше вернемся, ребята.
Березин шагнул вперед.
– Игорь Тихонович, разреши, я с ними поговорю? Их ведь всего четверо.
– До поножовщины? – резко сказал Ивлев. – А ну, пошли все вместе, плотней, Анна в середине.
Они сдвинулись тесней и пошли прямо на озадаченных подобным приемом парней. Рудаков на всякий случай поудобней перехватил в правой руке ремень кинокамеры, а Березин вообще освободил левую руку, которой владел не хуже, чем правой. Но все обошлось, четверо молча расступились в стороны, и лишь спустя минуту в спины уходящим раздались смех и выкрики почувствовавших уверенность парней.
Березин споткнулся, оглядываясь, но Ивлев сказал: «Не останавливайся», – и он послушался, только зло буркнул:
– Вой шакалов.
– К сожалению, – вздохнул философски Рудаков, – переход высшего и даже среднего образования в культуру долог и мучителен, в чем мы убеждаемся на практике.
Анна засмеялась с видимым облегчением, а Ивлев вдруг проговорил странным тоном:
– Природа повторяется. Везде одно и то же: период роста цивилизации, действительно мучительный период, всегда сопровождается борьбой ума и добра с низостью и свинством. И не все цивилизации завершают социальную стадию эволюции...
Что он имел в виду, Березин не понял, да и занят был другим, но Анна посмотрела на Ивлева пристально и вопрошающе.
Вскоре они подошли к машине – военному «уазику», старшим в которой был хмурый лейтенант со значком специалиста второго класса на груди.
– Сейчас в часть, – пояснил Ивлев, рассаживая их в кабине, – а утром нас подбросят на вертолете прямо к базовому лагерю. Ну, а там посмотрим.
– А далеко ехать? – спросил Рудаков сонно.
– Сорок минут, – ответил лейтенант, с которого при виде Анны слетела вся его хмурость. – Около пятидесяти километров. Я думал, меня послали по меньшей мере за полковником... никак не ожидал штатских. Вы не по части техники, ребята? Не доработчики?
– Отчасти по части, – пробормотал Рудаков.
Лейтенант понял и больше не возобновлял разговора.
Ивлев, как нарочно, посадил Березина рядом с Анной. «Уазик» неимоверно трясло, Максиму пришлось придерживать Анну за плечи, и когда они доехали, с первого раза он этому не поверил.
Впереди в свете фар появилась решетка ворот со звездой, водитель посигналил, решетка скользнула вбок, и они въехали на территорию гарнизона.
Расквартировали их оперативно, и уже через полчаса, умывшись с дороги и попив чаю, они лежали на койках одной из пустовавших комнат офицерского общежития. Березин с удовольствием похрустел простынями, пожелал всем спокойной ночи, а в глазах уже плыла дремота, и сладко ныли мышцы ног...