Из-за края площадки показалась голова Кемпера, одетого, как и палеонтолог, в защитный комбинезон, точнее, в новейший боевой костюм «силз» («тюлень»), удобный, не слишком тяжелый, одинаково хорошо защищавший тело от холода и жары, пуль и радиации. Костюмы предназначались для подразделений особого назначения военно-морских сил, доставили их в лагерь благодаря стараниям адмирала Киллера, и друзья были ему признательны за это, хотя и не испытывали к нему симпатии.

В комплект такого костюма входят комбинезон из особой огнеупорной и пуленепробиваемой ткани, защитные перчатки, шлем, очки с плавающим сектором прицеливания и поляризационным покрытием, пистолет-пулемет «МР15» в плечевом захвате, связанный компьютером с очками, кольчужная маска, рация, системы обогрева и охлаждения, карманы для боезапаса и ранец НЗ. Алиссон свой «МР15» не носил, он не любил оружия. Кемпер же всегда в походы к суперзаврам брал пистолет-пулемет и полный боезапас, хотя надобности в этом не было никакой. Норман подшучивал над летчиком, но тот, жилистый, выносливый и упрямый, никогда не жаловался на усталость, хотя приборов на себе таскал чуть ли не вдвое больше Алиссона.

Кемпер вылез на край седла, сбросил со спины рюкзак с датчиками и снял с рук и ног ежастые полусферы абсолютных липучек, с помощью которых можно было ходить не только по вертикальным стенам, но и по потолку. Липучки тоже были военным изобретением, как и многое другое, но удивляться этому не стоило: летчик и палеонтолог выполняли военных заказов вдвое больше, чем гражданских.

– Сколько? – спросил Кемпер, кивая на дозиметр.

– Двадцать [9] . Естественный фон воздуха.

– Чудеса, да и только! Никак не привыкну.

Летчик имел в виду то обстоятельство, что гиганты-суперзавры, достигшие в длину трехсот метров, а в высоту ста десяти, в один прекрасный миг перестали излучать в гамма– и рентгеновском диапазонах! Уцелев после бомбовых ударов и атаки холодом, они сначала преобразовали свои «крылья» – фотоэлементные батареи в термоэлектрические, а потом и вовсе отказались от внешней энергоподпитки, вырастив себе какие-то достаточно мощные источники энергии. Без «крыльев» драконы потеряли часть своеобразия, зато создали седла, превратившие их в жутковатых оседланных «коней»… По ночам их тела испускали голубовато-фиолетовое свечение, и это было сказочно красиво. И страшно!

Чем они питались, оставалось тайной, может быть, просто горными породами, однако радиоактивные породы и шахты с ядерной начинкой звери искать перестали.

С момента атаки на них криогенераторами, создавшими двухкилометровую зону охлаждения с температурой жидкого азота, прошел ровно месяц. Отпустив с миром своих «покорителей», Кемпера и Алиссона, чудовищные твари провели все это время в непонятных маневрах вблизи оставленных ими пятиметровых яиц (как оказалось, они натаскали на место кладки около ста тонн радиоактивных руд), проделывая широкие круговые ущелья в скальном основании полигона. Со стороны казалось, что они пасутся, и, возможно, это так и было.

Факт исчезновения радиации произвел настоящую сенсацию. Взвывшая от восторга ученая братия бросилась было к панспермитам со своими приборами и идеями, но оказалось, что сверхдраконы могут терпеть присутствие только двух человек из всего многотысячного отряда на полигоне, а именно – палеонтолога Алиссона и летчика Кемпера. И программы исследований, в том числе и военных специалистов, пришлось менять и сокращать.

То, что у военных насчет суперзавров имелись свои соображения, Алиссону и Кемперу пришлось узнать сразу же после первого их похода к панспермитам. Всего им не говорили, но было и так понятно, что Пентагон заинтересован в раскрытии тайн драконов больше других ведомств и мечтает когда-нибудь завербовать их на службу. Мощь и неуязвимость зверей настолько поразили воображение «медных лбов», что они спали и видели, как полки выдрессированных суперзавров пересекают материки по их приказу и «наводят порядок», где это необходимо. Кемпер к планам военщины относился равнодушно, а на Алиссона они действовали тягостно, лишали удовольствия от собственной работы и ощущения таинственности.

– Да что ты переживаешь, – сказал ему как-то Кемпер за стаканом виски, – сделай вид, что вовсю трудишься над их заданиями, а сам делай свое дело.

Алиссон так и поступил.

С Морисом Леко он встречался теперь довольно регулярно, француз, по существу, незаметно влился в компанию летчика и палеонтолога. Мыслил французский полковник, специалист по ядерным преобразованиям, оригинально, соображал быстро, и беседовать с ним было интересно. Так, он поразил Алиссона высказыванием, что все элементарные частицы суть возбужденные состояния вакуума, то есть в мире нет ничего, кроме пустоты в разных формах. Именно эту идею якобы подтверждали своим поведением скат Ифалиук на Муруроа и суперзавры в Неваде. Будучи палеонтологом, а не физиком, Алиссон оспаривать идею Леко не мог, но мощь воображения оценил. Зато он, в свою очередь, произвел впечатление на француза своей новой гипотезой о рождении разума на Земле.

– Общая экологическая организация жизни на нашей планете, – сказал он, – подчиняется слабому варианту закона или, если хотите, принципа объединения. Но появление человека означает переход процесса структурирования на более сильный вариант закона, не имеющий исторических предпосылок. И произошел переход практически внезапно, сразу, будто кто-то действовал целенаправленно.

– Что вы хотите этим сказать? – озадаченно проговорил Леко.

– То, что момент перехода практически совпал с появлением на Земле суперзавров, вернее, их общего предка. Кстати, возраст вашей манты тоже близок к этому моменту – пятьдесят миллионов лет назад. Не так ли?

– Вы думаете, они попали на Землю одновременно?

– Вот именно. И появлением своим изменили закон. Не знаю, как, но уверен – так было. Мы с вами – результат изменения принципа объединения.

– Ерунда! – только и нашелся, что ответить, Леко…

Алиссон, вспомнив этот разговор, улыбнулся.

Площадка под ногами качнулась – Тихоня перешагнул скалу, оглянувшись при этом на людей в седле. Алиссона уже давно не покидало ощущение, что зверь чувствует к ним симпатию и ждет каких-то указаний, однако языка людей он явно не понимал.