Шрифт:
– Нинон, по-моему, ты напилась! – высказала вполне здравое предположение Наталья.
– Есть повод, Натуля, есть повод. И пока я относительно трезва, предлагаю обсудить твою дальнейшую жизнь.
– Господи… Моя жизнь – это моя жизнь. Ты зациклилась на советах для своих Красных Шапочек с упаковкой презервативов в кармашке. А я уже давно не Красная Шапочка. И ни одному волку я не по зубам.
– Волку не по зубам, а шакалу в самый раз, – прозрачно намекнула на Джаву Нинон. – Во всяком случае, тебе нужно развеяться. Завести нового кекса, а лучше – сразу нескольких. Владик подойдет? Он сейчас как раз в свободном полете, развелся очередной раз.
Владик был первым мужем Нинон, любвеобильным владельцем компьютерного магазина где-то в историческом центре города. После Нинон Владик сменил еще трех жен и энное количество любовниц. Всех своих женщин шовинист Владик презирал, вот только с Нинон у него установились теплые дружеские отношения. Ничего не поделаешь, обладательница рубенсовских форм, Нинон была создана для роли наперсницы и дуэньи.
– Ты с ума сошла! – Наталья вспомнила хищный профиль Владика, его похотливые суженные зрачки и поморщилась.
– Ну, я же тебя не замуж за него зову. Сходите в какой-нибудь кафешантан, телесами потрясете, а там, глядишь, и до койки недалеко. А Владик тебе вылазку организует, к Санта-Клаусу, в Лапландию. Он парень щедрый.
– Нинон! Новый год давно прошел. И к тому же у меня даже заграничного паспорта нет.
– Н-да, – Нинон скептически оглядела Наталью. – Ну, тогда махнете в Сочи. Февраль в субтропиках, пальмы под снегом – отличный фон для романтической любви.
– Владик – и романтическая любовь? Ты просто надо мной издеваешься. – Наталья вдруг ухватилась за несчастный томик Бродского и изо всех сил швырнула его в дальний угол комнаты.
Бросок оказался в яблочко: Бродский угодил в вазу на телевизоре, и ваза (польская подделка под китайский фарфор) разбилась на несколько кусков.
– Дело хуже, чем я предполагала. – Нинон встал| и прошлась по комнате. – Открывай свои комоды…
– Зачем?
– Посмотрим, что ты имеешь в арсенале обольщения. И вообще…. Приглашаю тебя на вечер музыки барокко. Все лучше, чем сидеть в четырех стенах и уничтожать предметы обихода. Как ты насчет музыки барокко?..
«Не будь харыпкой… Приобщись к цивилизации, в конце концов…»
– Замечательно. – Наталья подошла к платяному шкафу и решительно распахнула створки.
Арсенал обольщения оставлял желать лучшего: пара летних сарафанов, костюм двоюродной сестры из Петрозаводска, забытый ею в последний приезд. Два свитера – с люрексом и без. Облысевшая ангора. И – венец высокой моды – вечернее платье из сомнительного качества панбархата.
– Убийца! – Нинон театрально воздела руки. – Позоришь высокое звание женщины. Признайся, все это время ты тратила деньги только на своего ташкентского альфонса?
– Нет, – огрызнулась Наталья. – Все это время я кормила его грудью…
– Ну, теперь он отчалил, благодарение небесам. Пусть возьмется за ум, мандаринами на рынке поторгует, актеришка. Я с самого начала была против этого мезальянса…
– Нинон, мандаринами торгуют абхазы. А узбеки торгуют курагой, – проявила недюжинную осведомленность Наталья.
– Да хоть финиками…
– Не заводись, пожалуйста…
Нинон вывалила все барахло из шкафа на диван и принялась придирчиво его осматривать.
– Та-ак… Ничего возбуждающего я здесь не нахожу. Жаль, что размеры у нас не совпадают, есть у меня один провокационный костюмчик «следуй за мной»… Сексапильный верх и игривый низ…
Наталья представила тушу Нинон в провокационном костюмчике «следуй за мной» и прыснула. Нинон, чуткая к колебаниям настроений подруги, рухнула на диван, прикрылась полуистлевшим панбархатом и тоже захохотала.
– Ну вот ты и возвращаешься к жизни. Жду тебя завтра в половине седьмого на выходе из метро у Дома книги.
К половине седьмого Наталья опоздала.
Чертов Владимир Воронов, новую книжку которого она приобрела на развале, спутал ей все карты. Воронов был любимым писателем Натальи и с периодичностью раз в три-четыре месяца выстреливал новым детективом. Воронова Наталья открыла для себя случайно, чуть больше года назад, когда последний раз ездила домой, в Днепропетровск. Уже на вокзале она купила несколько книжонок в аляповатых обложках сомнительного качества. Авторы подозрительно походили друг на друга кондовыми русскими фамилиями и все как один страдали литературным слабоумием. Самыми распространенными словами в этом тоскливом чтиве были: мошонка, ментовка и «Макаров». А самым распространенным объяснением в любви считалось «возьми его в руки, детка…». Но Воронов… Воронов не был похож ни на кого. Он представлялся Наталье неряшливым барменом, виртуозно взбивающим коктейли из страстей, убийств и возмездия. Все его жертвы иронично подмигивали читателю мертвым левым глазом, кровь попахивала хорошим французским вином. А убийцы, перед тем как положить голову на плаху, выдавали несколько остроумных сентенций в стиле Ларошфуко.