– Как? Она не заглянула туда?
– Я сделала удивленные глаза. Непростительное легкомыслие для такого опытного человека. Но вам я могу сказать, что ничего особенного на этом листочке не было. Всего лишь просьба принять меня. Вот и все. Есть еще вопросы?

– Что вы делали вчера ночью?
– Светличный явно выдыхался.

– Что люди делают ночью?
– Я с сочувствием, как на больного, смотрела на него.
– Естественно, спала. Вообще-то бессонницей я не страдаю, и лунатизма у меня тоже нет.

– Вы спали одна?
– слегка прищурив один глаз, он смотрел на меня.

Капитанишка, наверное, решил меня доконать. Но я лишь притворно глубоко вздохнула, потупила глазки, а затем погрозила ему пальцем.

– Нескромный вопрос, вы не находите? Впрочем, милиции все положено знать. Поэтому я вам отвечу, что провела ночь не одна, а со своим женихом. Вас устраивает такой вариант ответа?

Светличный вцепился в меня, как клещ, и отстал, только насосавшись крови, то есть выудив из меня сведения еще и о Герте. Но на этом вопросы его все же закончились, и он решил оставить меня в покое.

"В покое" - хорошо сказано! Но когда он ушел, я начала ругаться на чем свет стоит. И его ругала, недоделанного, и себя, идиотку полную, и проклятущего банкира, который так крепко кому-то насолил, что его грохнули, и эту сучку-модель, которая была ведь там и слышала весь наш разговор.

Стоп! Слышать-то слышала, но, видимо, ничего оперу не сказала. Иначе он задавал бы мне совсем другие вопросы. Да, темная лошадка эта Диана. Балансирует просто на кончике острия и ничего не боится. Но что еще интересно, банкира убили, но почему-то милиция не сказала, как это сделали. Почему? Об этом я могла бы расспросить Ирочку Кривцову, которая уже наверняка что-то знает. Но Ирочкой можно заняться и завтра. А сегодня меня интересует, куда запропастился мой так называемый жених? Что-то он слишком долго задерживается. Опять какие-то дела на всю ночь?

Однако скрежет дверного замка возвестил о приходе моего дружка, а также отодвинул на задний план все мои мысли о капитане Светличном, убитом банкире и Диане.

* * *

Я нарочно явилась в редакцию точно к началу рабочего дня. Народ у нас творческий, а значит, увлекающийся. Нам трудно, как, скажем, англичанам, немцам или японцам, являться на свое рабочее место ровно в восемь тридцать. Поэтому сотрудники, обремененные целыми ворохами причин, подтягиваются только к девяти-десяти. Начальство наше в лице Пошехонцева давно к этому привыкло, но иногда для острастки устраивает всему коллективу демонстративную выволочку. Сотрудники хмурятся два-три дня, пытаясь прийти на работу вовремя, но затем, снова обремененные ворохом причин, начинают опаздывать, и все входит в привычную колею.

Я и сама не знаю, сколько лет не являлась на работу вовремя, но сегодня что-то меня подстегивало.

Тишина. Это так непривычно для нашей редакции. И никого вокруг. Неужели я сподобилась добраться сюда первой? Нет. В каморке у дяди Сережи кто-то был. "Он вернулся!" - захлестнула меня радостная мысль. Без дяди Сережи стало как-то пусто и скучно.

Я быстро пересекла редакцию и рванула хлипкую дверь.

– Дядя Сережа!
– крикнула я, но тут же осеклась.

Дяди Сережи Воронцова в каморке не было, но вместо него здесь почему-то оказался Яша Лембаум, который сидел по-сиротски нахохленным воробушком, подобрав под себя ноги, на стареньком табурете.

– Яша, ты что здесь делаешь?
– удивленно спросила я.

– Просто сижу.
– Яшин голос был тихим и грустным, какой бывает только у перенесших несчастье людей.

– Но почему здесь?
– не могла удержаться я.
– Почему не в редакции?

– Потому что там муторно, - Яшу передернуло, - а здесь так тихо и спокойно. И кажется, что дядя Сережа вот-вот вернется.

– Тебе тоже его не хватает.
– Я присела на низенькую скамеечку, что стояла у верстачка.

– Знаешь, - Яша глянул на меня своими глазами, напоминавшими черные влажные маслины, - мне кажется, что его здесь не хватает каждому. Только каждому по-своему. И знаешь, - он распрямился, - я очень верю, что он вернется. Вот увидишь, обязательно вернется.

– Хорошо бы.
– Я встала и непроизвольно потрепала Яшу по растрепанным волосам.
– Здесь, конечно, тихо и уютно, но все равно придется выбираться и идти работать.

– Да, - Яша снова превратился в нахохленного воробушка, - это ты правильно сказала - придется. Но если бы ты только знала, как иногда не хочется.

– Почему, Яша?
– Я замерла на пороге.
– Мне всегда казалось, что тебе нравится то, что ты делаешь. Нет, я все понимаю, мы все относимся к своей работе...

– Нет, наверное, все-таки не понимаешь, - Лембаум слез с табурета и остановился рядом со мной.
– Иногда надоедает вот так, вывалив язык, бегать по городу в поисках чего-то невероятного. А самое главное, когда ты это невероятное обнаружишь, то тебе никто не поверит, посчитают, что все это выдумка. И все потому, что какой-то идиот уже умудрился состряпать что-то маловразумительное, но зато до боли понятное. В таких случаях думаешь, что все напрасно.

– Перестань, Яша, - попробовала я успокоить его.
– Что это вдруг на тебя нашло?