В а ш Г а с и л о в".

Второе письмо Юрия Петровича, присланное мне саратовскими стариками, дошло до них лишь в январе сорок четвертого года. Как видно, нелегко было Гасилову выкроить время, чтобы сесть за подробный отчет. Разумеется, больше всего рассказывалось и в этом письме о Павлике, поэтому я решил переписать его для себя, прежде чем отправлять обратно.

"Можете поздравить моего Павку, дорогие Ольга Семеновна и Сергей Сергеевич! Везет ему на всякую живность. В Саратове он стал владельцем козы, а сейчас у него имеется свой белый петушок - подарок наших соседей.

Утро в нашем поселке теперь начинается так: сперва голосит старый терещенковский петух, потом ему вторит Павкин петушок. И получилось так, что наш поселок, в отличие от других таежных поселков, стали называть Петуховкой. Это название, никем не утвержденное, почти прижилось. Шоферы, которые везут нам продукты, получают путевки в Петуховку. Наш детский сад прозвали петуховским. Даже про людей, приезжающих от нас в управление строительства, говорят: "Петуховские прибыли!"

У нас уже стоит глубокая осень. Скоро мы с Павкой переедем из палатки в новый дом. В детском садике Павлику все нравится, все нравятся особенно воспитательница Зина Никитина. Он с нею подружился, очень полюбил ее. Мне даже обидно иногда становится, домой его приведу, а он - про тетю Зину да про тетю Зину.

Недавно он спросил меня: "Почему за другими ребятами и мамы приходят, а за мной только ты? Где наша мама?"

Я понимал, придет время, когда он заговорит об этом. И заранее приготовил ответ. "Твоя мама на войне, - сказал я ему.
– Она помогает бить фашистов. Когда их разгромят, вернется и твоя мама..."

И вдруг он спросил, нельзя ли, чтобы тетя Зина из детского сада пока что стала его мамой? Пришлось ему объяснить, что у тети Зины есть свой мальчик.

Здесь, в нашем глухом углу, никто не знает истории Павлика. Его считают моим родным сыном. Для людей я придумал, будто жена моя, мать Павки, погибла при вражеском налете, но предупредил, что мальчик не должен об этом знать. Пишу: "Придумал...", а сердце точно кто в кулаке сжал. Не говорил я вам, дорогие, никогда о своей семье да и сейчас писать не в силах, только выдумка часто рядом с правдой лежит.

Вот какие дела у нас с Павкой получаются. Начинает кое-что понимать паренек.

Шлем вам наш таежный большой привет. Павлик хорошо помнит своих саратовских деда и бабу, я у него спрашивал. Не позабыл он и козу. Здоровье Павлика теперь опасений не внушает. Хотел я написать об этом профессору Сурату, но из вашего письма узнал, что он куда-то уехал из Саратова. Узнаете его новый адрес - прошу, сообщите.

Привет всем вашим родным, кому писать будете. Ваш Гасилов".

...Письма эти, аккуратно отосланные мною обратно, были для меня последними весточками о Гасилове в годы войны. Связь моя со стариками Мартыновыми по непонятным причинам оборвалась. Письмо к Гасилову, которое я отправил на Дальний Восток, вернулось обратно с пометкой: "Адресат выбыл". Куда?

Давно окончилась война. Вместе с миллионами советских людей снял военную форму и я, демобилизовался, вернулся к себе в Москву. Однажды, разбирая свои архивы военных лет, я наткнулся на записи о "запасном гвардейце" в моем фронтовом блокноте. Что с ними делать? Удастся ли когда-нибудь написать продолжение? Или все ограничилось небольшими заметками в нашей армейской газете?

В надежде, что мне, возможно, удастся когда-нибудь напасть на след моих героев, я решил сберечь эту папку.

ОНИ В МОСКВЕ!

"Уважаемый товарищ!

По случаю третьей годовщины со дня победы над фашистской Германией в нашей школе состоится встреча пионеров и школьников с участниками Великой Отечественной войны.

Просим Вас принять участие в утреннике, посвященном Дню Победы, поделиться воспоминаниями о работе во фронтовой газете".

Получив это приглашение, я отправился в расположенный неподалеку от Москвы город Пушкино. В школе, куда меня пригласили, собралось уже много ребят. С волнением слушали они рассказы недавних воинов. Война была еще так близко, что приметы ее и горькие воспоминания о ней остались во многих семьях, но ребята хотели прежде всего слышать о победоносном наступлении наших войск, о героизме наших людей.

После фронтовиков слово получили пионеры. Одни, постарше, рассказывали о том, как они собирали металлолом, из которого на заводе могли сделать танки или самолеты, как посылали подарки в армию. Младшие читали стихи, посвященные Дню Победы, и тоже говорили о своих делах.

Но меня особенно взволновал рассказ застенчивой девочки Таси Коротковой. Тася смущенно, как бы опасаясь перехвалить самое себя, сказала, что не так давно она и ее друзья взяли на себя заботу о ребенке одинокого офицера. Тимуровцы совсем случайно узнали о трудностях, возникших в этой небольшой семье, и немедленно пришли на помощь.

Фамилии офицера Тася не помнила, знала только, что сына его звали Павликом, а собаку Джимом. Павлику, по ее словам, было пять лет с небольшим или около пяти. Почти до конца зимы он и его отец жили в Пушкино, неподалеку от школы.

Потом они куда-то уехали.

– Какой он был из себя, этот офицер?
– спросил я.
– Высокий?

– Ой, очень! Когда в калитку входил, даже пригибался.

Неужели Гасилов? Но куда же он уехал из города Пушкино? Ведь страна велика, а его не смущают большие расстояния.