– Дай и мне посмотреть, – прошептала Тая, ползая на коленях рядом со мной. Я нехотя отстранилась. Подруга припала к «глазку» и замерла. Заскучав, я принялась обследовать чердак, в надежде найти еще что-нибудь полезное, что могло бы «изменить нашу жизнь к лучшему». Кроме ящика с инструментами в дальнем углу, ничего найти не удалось.

Между тем, в гостиной что-то начало происходить, я поняла это по участившемуся дыханию подруги и потому, что она улеглась на пол, буквально засунув свой глаз в дырку.

– Что там такое? – я присела рядом с Таей на корточки.

– Кто-то приехал… и эти двое там…

– Дай глянуть!

– Подожди ты!

– Тая, имей совесть!

– У-у-у! – она чуть-чуть отодвинула голову.

Внизу, за столом, сидел «профессор», Сережа с чихающим, и еще какой-то мужчина, видна была только его макушка с аккуратно причесанными черными жесткими волосами.

– Аристарх, мы должны немедленно найти Шуру, – негромко произнес незнакомец глуховатым баритоном, – это единственная «кнопка» Бенедиктова, на которую можно надавить, а давить на нее не должны, сам понимаешь. Все силы надо приложить и найти.

– Есть какие-нибудь зацепки?

– Только то, что это дело рук Боровика, а на него мы можем выйти только через Кишлакова. У Боровика нет никого, а у Кишлакова – жена, и где она до сих пор?

– Тенгиз, – из губ Аристарха, вместо слов, сочилось лампадное масло, – пойми, небольшая накладка вышла, ну потерпи еще денек.

– Денек. Потом еще денек. – Тенгиз не повышал голоса, но было ясно – он сердится. – Что-то крутишь ты, Аристарх, ох и крутишь. Не будь ты придворным алхимиком, давно бы потряс тебя на вшивость.

– Тенгиз! Побойся бога! Зачем мне, старому человеку…

– А ты случайно не знаешь, кто о Шурином похищении прессе разболтал?

– Да откуда же мне знать?! – совсем по-бабьи взвизгнул Аристарх. – А ты никак меня, старого аптекаря в чем-то подозреваешь? Ну, так и скажи, мол, обвиняю вас Аристарх Аверьянович во всех грехах смертных! Ты скажи…

– Это точно, что они близкие родственники? – Тенгизу видимо не улыбалось слушать квохтанье Аристарха.

– Кто? – не сразу переключился разобиженный «профессор».

– Боровик с Кишлаковым.

– Братья двоюродные!

Тенгиз помолчал немного, потом пригубил коньячок из широкого прозрачного бокала. Я украдкой вздохнула, кому бы сейчас не помешал бы такой бокальчик, да еще с сигареткой, так это нам с Таей.

– Это правда, что у Боровика где-то есть своя собственная тюрьма? – лениво поинтересовался Тенгиз.

– Возможно, – Аристарх схватил со стола сигаретную пачку, отчего мне курить хотелось все сильнее и сильнее, – даже, скорее всего. Иначе, где бы он мог прятать Шуру?

От этой новости я чуть было не присвистнула. Вот уж не знала, что у Лёни есть брат, пусть и двоюродный, с собственной тюрьмой!

– И ты не знаешь, где эта тюрьма?

– Тенгиз, да ты в своем уме? – голос старика даже охрип от возмущения. – Откуда же мне знать?

– Ну-ну… – неопределенно промычал Тенгиз. – Боровик опасная гадина, – речь Тенгиза текла так сонно и неторопливо, что казалось, он говорит сам с собой в пустой комнате, – правду говорят, что он из мормонов?

– Не знаю, врать не буду, но то, что он криминальный авторитет, каких поискать – не найдешь, это верно, – охотно зачастил Аристарх. – Если он подомнет под себя Бенедиктова, то может хоть завтра в президенты баллотироваться – денег, сил и наглости хватит.

Я так заслушалась беседой, что не заметила, как Тая толкает меня в бок.

– Может, дашь мне посмотреть? – рассерженной кошкой прошипела она.

Я безропотно уступила ей место. Отойдя к окну, я уселась на тонко пахнущую сосной и прошлогодним солнцем широкую балку, и стала смотреть на медленно гаснущее небо. Я всегда успокаивалась и лучше соображала, глядя на умиротворенную природу… однако сейчас природа выглядела продрогшей голой сиротой, что настроения не улучшало. У Лёни, моего доброго старого приятеля Лёни есть брат бандит с собственной тюрьмой, и там, скорее всего держат какую-то или какого-то Шуру… как все грустно, как все запущено…

Вернувшись к Тае, я потребовала уступить мне место, и заглянула в гостиную. Народ ужинал. При виде роскошных отбивных с жареной картошкой, салатов и блюда с горой хрустящих французских булок в центре стола, мне стало дурно. Отвалившись от «наблюдательного пункта» я увидела Таю, лихорадочно копающуюся в пакете с нашей провизией, видать ее это зрелище тоже не оставило равнодушной. Наша трапеза была скромна до отвращения: половина довольно черствого батона, жирный, скользкий кусок вареной колбасы и какой-то непонятный салат в пластиковой чашке – такие продаются во всех круглосуточных магазинчиках. По очереди откусывая колбасу, отламывая хлеб, мы молча жевали, запивая эту роскошь «Тархуном», по вкусу, а может и по составу, не отличаемого от шампуня за 12 рублей. Казалось, на чердаке вовсю пахнет отбивными и картошкой, а так же дымом дорогих сигарет… а так же великолепным красным вином, которым эти мерзавцы запивали свою жратву!