– Да, вот именно: где?
– поддержал Карл. Скрутив ноги штопором, он взирал вверх капризно, как нищий принц.

– Пьер уже сочинил теорию, - раздался вдруг низкий контральто в углу. Женщина усмехнулась, встретив мой взгляд. Она была в чалме и шальварах восточного кроя. Узкие лодочки голых ступней (сидела она по-турецки) белели на фоне пурпурной ткани. Мне почему-то казалось прежде, что у ней не прикрыта грудь. Но нет, на груди был повязан платок, и бюстгальтер был нужен разве лишь гарпиям кресла.

Джентльмен осклабился.

– Глэдис права,- сказал он.
– Но это не я сочинил: я сделал вывод. Город самоубийц - удивительно броская тема. Рекламы ее подхватили, опошлили и ославили. Но вот парадокс и факт: к нам едут все меньше и меньше. И едут, гм, совсем не за тем, за чем надо. Вот вы, - повернулся он вдруг ко мне.
– Вы приехали, сударь, чтобы расстаться здесь с жизнью? Нет? Он строго свел брови.

– Нет.
– Я слегка поклонился, сделав вперед шаг.
– Я надеюсь, что здесь...

– Вы видите!
– Пьер вскинул руку, словно конферансье на сцене.
– Он надеется! Браво! Мы тоже надеемся. Мы вечно полны надежд. Мы питали надежду, что людям будет приятно кончать с собой здесь, без помех, не мешая другим. Безумие. Мы забыли про эгоизм. Но в нашем мире это - условие смерти так же, как жизни. Никто ничего не делает даром, просто так. И хорошо. Иначе бы мир сломался. Довольно взглянуть на обряд похорон.

– Смягчив ужас смерти, скрыв ее мрачный вид, венки умножают торжественность церемонии, - отчеканил карлик с серьезной миной. Глэдис прыснула. Пьер дернул плечом.

– Но ведь это ложь, - сказал он.
– это та ложь, которая нужна живым. А мертвый - вот психология смерти!
– он хочет правды. Он эгоист. Наш город действительно лишь венок. И он от него отказался...

Я с любопытством слушал этот спич в пользу мертвых. Карл, однако ж, прикрыл глаза и не спешил отвечать. Красный репс кресла оттенял белизну его щек. Они глубже еще ввалились, а челюсть, напротив, выступила углом. Он казался усталым.

– Не знаю, - медленно сказал он.
– Вы, Пьер, француз. И это все очень в духе французов. Они придумали академию, гильотину и сумасшедший дом. Они любят норму. Только Паскаль видел пропасти под ногами. Но и он сочинил арифмометр.

– Он был юн, - вставил Сульт.
– Потом он одумался.

– Вы о чем?
– удивился Пьер. Он застыл у стола, строго глядя на них.

– Он вам вышлет букет из алых и белых роз, - хихикнула Глэдис. Вздор, - Карл слегка улыбнулся.
– Хочу уточнить понятия. Смерть, эгоизм, статистика... Слишком уж просто. Город не дом. В нем не может быть все в порядке.

– Золотые слова, - буркнул Сульт. Он держал грушу в руке и с ней был похож на китайский кумир. Пьер кивнул.

– Вспомните, - продолжал Карл.
– Кий, Ромул, Кадм; Амфион, основатель Фив.

– Нижних, - уточнил опять Сульт.

– Ну да, Нижних... Разве их трогал успех? Или цель дела? Лира двигала камни, трубы крушили Иерихон. Но смысл событий был чужд умам - так же, как и теперь. Рабы стерегли амбары, чтоб соседи не скрали хлеб. Все прочее - миф, тлен, мечта. Феллахи работают, нам дана праздность. Возможно, Веблен не ошибся: культура - удел богачей. Но последнего слова нет, - он вздохнул и стал гладить пальцами груди гарпий.
– Новый Завет был уж стар, - сказал он, - когда Ниневия явила небу свое величье. Смелые мысли новы их провозвестникам - но уже были в веках, возможно, вчера. Ирония сфер: маятник ходит взад и вперед. Движенье бежит по кругу... Вы не знаете, Сульт, - он открыл глаза, - почему в пессимизме есть радость, чуждая энтузиастам?

Сульт поднял бровь и куснул грушу.

– Если так, - заметила Глэдис, - то наш друг лама Бё, должно быть, прав.

– Ваш друг?
– спросил я.

– Вы его знаете?

– Слышал.

– Он приехал вчера. Карл смотрел его документы.

– Вот как! И что же?

– Документы в порядке.

– А.
– Признаться, я скрыл волнение.
– Что он тут делает?

– Лама? О!
– она опять засмеялась.
– Что-то ужасное. Ни за что б к нему не пошла. Бедные самоубийцы!

– В чем же он прав?

– В чем он прав?.. ах да! Он верит в возможность загробья.

Говоря, она вынула из-под колен ступни и теперь устроилась в позе Z. Ее тело было тонким и гибким. На меня она взглядывала через плечо.

– А вы сами верите в смерть?
– спросил я.

– Пожалуй, - серьезная складочка омрачила ей лоб.

– Занятно.

– По крайней мере, глупо не верить, если решил умереть.

– Разве вам это грозит?

– Едва ли. Но все же смерть - это отдых. А не блужданье впотьмах.