– Не слышу восторга.
– Арнаутов пытливо глянул на Каукалова - видать, что-то почувствовал либо прочитал каукаловские мысли, смущенно прохрюкал что-то в кулак и снова распахнул дверцу своего тяжелого железного шкафа. Пошарил там и достал плоскую пол-литровую фляжку виски с косо приклеенной красной этикеткой, протянул Каукалову: - Держи! Когда отстреляетесь глотнете по чутку.

Все-таки иногда в старике возникало что-то положительное, способное растрогать собеседника.

Но Каукалов не растрогался, он хотел было вообще отвернуться от деда Арнаутова, но понял, что это слишком, и нехотя, медленно, нарочито медленно, протянул руку к фляжке.

– Это я от чистого сердца, - сказал старик Арнаутов, - от себя лично!

Решили ехать по Минскому шоссе, которое уже изучили, как детскую площадку перед собственным домом, когда под стол пешком ходили, - здесь им был известен каждый поворот, даже каждая отметина на асфальте. Огнедышащий "Змей Горыныч", лихо глотающий асфальт, исчез - видать, его передвинули на другое место, хотя дорожные строители, наряженные в яркие оранжевые жилетки, трудились, как и прежде, - сновали по шоссе, будто муравьи, что-то доделывали.

Осень за прошедшую неделю заполыхала вовсю, всеми красками, зеленых цветов в подмосковном лесу почти не осталось - даже ели с соснами покрылись каким-то коричневым старческим налетом, стали грустными, задумчивыми.

– Мы допустили ошибку, - качнул головой Каукалов, - что выехали на Минку, - привычка сработала. Вот черт!

– Привычка - вторая натура, - не замедлил вставить Илья.

Каукалов поморщился.

– Надо бы в сторону уйти, на Новорижское. Вот где глухих мест действительно полным-полно.

– Нет ничего проще - через Одинцово направо и дальше - обходными путями.

Так они и сделали. Через полчаса нашли глухое место в овраге, по сырому глинистому дну которого бежала мутная струйка воды. Было тихо, кругом словно бы все вымерло - ни одна птица не подавала голоса. Даже ворон и сорок, и тех не было слышно. Хотя от машины отошли всего ничего - метров двести, не больше. Каукалов забрал из багажника оба автомата.

Аронов с опаской покосился на оружие. Каукалов усмехнулся.

– Не смотри так, чтобы осечек не было. Кто знает, попадем в передрягу, и тогда у кого окажется такая вот пишущая машинка, - Каукалов приподнял один автомат, - конструкции господина Калашникова, - тот и продвинется в дамки.

– Все ясно, - Аронов вздохнул, - что ничего не ясно. Хорошая жизнь нас ожидает.

– А попасть в дамки - значит выжить. Так-то, Илюша, - назидательно проговорил Каукалов.
– А теперь слушай и запоминай. Вот это предохранитель. А этой вот хреновиной ты можешь перевести автомат со стрельбы очередями на стрельбу одиночную.
– Каукалов неспешно, словно инструктор на занятиях, рассказывал приятелю все, что знал про автомат Калашникова. Аронов, так и не преодолев в себе робость, некий страх перед оружием, с вытянутым лицом слушал своего друга.

Каукалов же вдруг с неясной тоской подумал о том, что как-нибудь, в самый пиковый момент, Илюшка его подведет. И останется он тогда один на один со своей судьбой... Но другого напарника у Каукалова не было. Да и потом, если он подыщет другого, Илюшку придется убирать: слишком много видел, слишком много знает... Каукалов отгонял такие мысли подальше, ругался, стискивал зубы...

Но, с другой стороны, стискивай зубы - не стискивай, а помочь ничем не поможешь: слишком уж неприспособленным оказался Илья к делу, которое ему навязал Каукалов.

Выбрав в качестве мишени сырую черную корягу, мрачно возвышающуюся над гнилостной водой ручья, Каукалов с одной короткой очереди разнес её в лохмотья. Аронов восхищенно захлопал в ладони.

– Ты - настоящий снайпер, Жека! Как в кино.

– Снайпер не снайпер, а второй разряд по стрельбе имею. Могу даже птицу с ветки снять.
– Каукалов протянул автомат напарнику.
– Ну-ка, попробуй. Только не дави на спусковой крючок до посинения.

Радостное восхищение на лице Аронова сменилось испугом, большие темные глаза повлажнели, губы задрожали. Каукалов помрачнел, оттянул шпенек затвора.

– Показываю ещё раз пример хорошей стрельбы, за которую в армии дают увольнение вне очереди.

Он вскинул автомат, коротко нажал на спусковой крючок, воздух задрожал от негромкого вспарывающего звука, - будто тупой нож всадился в ткань и сделал надрез, - вторая черная коряжка, расположенная метрах в тридцати от Каукалова, превратилась в ошмотья: была коряга - и не стало её.

– Понял?
– спросил он Аронова.

– Понял, - ответил тот, сглотнул слюну.

– На!
– Каукалов вновь протянул автомат напарнику.
– Покажи класс!