только люди почему-то сразу поверили.И вот появилось но

вое, пожалуй, еще невиданное извращение, когда мужчина

вступал в противоестественную связь с женщиной путем фило

софской дискуссии. Некоторые, наиболее извращенные типы,

доходили до того, что этим и ограничивались и на нормаль

ные отношения с женщинами были уже не способны. Трудно

сказать, насколько на самом деле все это могло предохра

нить от цефалофага, но ведь верили же в средние века, что

половые сношения с девственницами способствуют излечению

от сифилиса, и феодалы усиленно "лечились" таким способом.

Так и теперь, новые русские, с пятью классами и дестью го

дами строго режима за плечами, вытаращив от напряжения

глаза, слушали рассуждения какой-нибудь миловидной сту

дентки филфака, сменившей очки с толстыми стеклами на кон

тактные линзы, о влиянии категорического императива на

вещь в себе.

Нельзя не признать, что если от такого рода ликбеза и

не было никакой пользы, то и вреда от него тоже не было.

Впрочем, паханы, авторитеты и другие крестные отцы при

держивались иного мнения - они считали, что наемный убийца,

постоянно рефлексирующий по поводу собственной экзистен

ции, все равно что бифштекс с кровью из морковки и томат

ного сока. И поэтому пристрастие к новому пороку тщатель

но скрывалось, заведения типа "СОЛЯРИС" маскировались под

обычные стриптиз-бары, опийные курильни, или даже под гей

клубы. Ибо, как сказал главарь солнцевской группировки, не

безызвестный Буба: пусть лучше мои ребята будут ми,

чем спинозами...

Сергей сидел за небольшим столиком со стаканом чинзано в руке и смотрел, как на сцене молодая скрипачка, сменившая танцовщицу с Ямайки, демонстрировала чудеса виртуозного владения инструментом: не прерывая исполнения первого концерта Шнитке она, тем не менее, ухитрялась снимать вещь за вещью свою одежду. К концу выступления на ней оставались лишь маленькие белые трусики, но и их ей уже удалось слегка приспустить.

– Господин желает развлечься?
– услышал он вопрос, по тону больше похожий на утверждение. Он повернул голову и увидел рядом со своим столиком молодую девушку, с большими влажными и темными глазами, чувственными губами и, разумеется, голую только соски и лобок были слегка припорошены мелкими золотыми блестками.

Не дожидаясь ответа, девушка села за столик, сама налила себе чинзано и, подняв бокал, продолжила беседу.

– Неправда ли, удачная символика либидо в состоянии глубокой фрустрации?
– сказала она, небрежно махнув бокалом в сторону сцены.

"Ты сама-то поняла, что сказала, детка?" - хотел спросить Сергей, но только вежливо кивнул в ответ. Ему было интересно, долго ли девушка сможет поддерживать взятый с самого начала заумный тон. Но он напрасно волновался, его собеседница оказалась настоящей специалисткой в своем деле.

– Быть может, продолжим беседу у меня в комнате, - предложила она, слегка понизив голос, - У меня есть то, что вам сейчас как раз нужно: уникальное прижизненное издание Кьеркегора с комментариями Ницше.

Сергей принялся лихорадочно сопоставлять даты жизни обоих мыслителей, чтобы понять, как такое могло произойти, а девица между тем встала и пошла вон из зала, уверенная в том, что клиент не замедлит последовать за ней. И Сергей, действительно, встал и пошел вслед за девушкой.

Едва они зашли в комнату, девушка заперла дверь на ключ, достала из косметички помаду и написала но обрывке бумаги:

"Здесь везде подслушивающие устройства, ничего не говорите, только пишите! Вас ищет Хлыст, обещал замочить. Скоро будет здесь. Оставьте на кресле сто баксов и быстрее бегите отсюда!!!"

Сергей взял в руки бумагу, три кривых красных восклицательных знака в конце были словно кровавые потеки на стекле. Он понятия не имел кто такой Хлыст, но это не имело ровным счетом никакого значения. Если обещал замочить - значит, скорее всего, так и сделает. Хотя... Он посмотрел на девушку, в глазах ее светился немой вопрос, и это делало ее похожей на собаку. Он взял помаду, перевернул бумагу и написал на обратной стороне:

"За что сто баксов?"

Она удивленно посмотрела на Сергея, ее большие глаза расширились до такой степени, что, казалось, даже вылезли за пределы лица.