Приставкин Анатолий Игнатьевич
Шрифт:
В Валенсии же, в порту, мы и столкнулись с одним из наших Львов Толстых по имени Миша Пляцковский. Совсем некрупный, но живой, даже боевитый (ах, как я обожаю это словечко, рожденное в мозгах комсомольских вожаков!), он писал хорошие песни и имел валюту.
– Что за проблемы?
– произнес он на ходу.
– Вон за углом банк, я только сейчас обменял там сто долларов, и никаких паспортов!
Он указал, где нам искать банк, и исчез, торопился реализовать обмененные деньги. Мы со вздохом посмотрели ему вслед: сто долларов! Возможно ли представить?
Впрочем, у Миши была масса родственников: детей, теток, дядек, племянников и так далее, которых он должен был обеспечить. А я знал двоих писателей, попавших в Германию. Один пропивал дойчмарки в пивных автоматах, в то время как другой, обремененный списком покупок, стоял за спиной друга и подсчитывал: "Колготки пропил... Двое колготок пропил... Трое..."
За углом мы и правда обнаружили банк. Сдали свои три доллара, то есть сдавал Виктор, а мы стояли за его спиной и смотрели, как это делается, когда одни деньги превращаются в другие. Никто из нас никогда в жизни не обменивал валюты.
Молодой клерк, несмотря на жаркий день, в черном костюме и при галстуке, принял наши деньги, заложил в печатающую машину бумагу и что-то на ней отштамповал, нажимая на кнопки..
Хотя чего там считать: три помножить на пятьдесят, будет сто пятьдесят... Это мы и наиз-усть помнили. Нам отдали бумагу, а в другом окошке по бумаге отсчитали деньги. Мы тут же, не отходя далеко, стали их делить и обнаружили, что нам за три наших доллара (целых три!), выдали всего шестьдесят песет. По двадцать на брата.
– Что-то здесь не так, - сказал с виноватой улыбкой Виктор и снова пересчитал деньги.
– Может, ошиблись?
– Украли?
– Надули?
– спросили три Льва Толстых вразнобой, но одно и то же.
Но Виктор, который был опытней нас, произнес слово "нет".
– Нет, - повторил.
– Я не думаю, что они тут воруют.
"Тут" - означало за границей, в отличие от России, где каждый из нас знал: "там" воруют, да еще как!
Мы подошли к табличке с курсом валют и еще раз удостоверились, что не ошиблись и за доллар нам полагалось на каждого Толстого никак не меньше пятидесяти песет.
Мы сообща подтолкнули нерешительного Виктора к окошку, наставляя его, как следует поговорить с этим молодым клерком в черном костюме, и все, все выяснить. В крайнем случае забрать наши доллары обратно. Мы не настолько богаты, чтобы швыряться в каком-то порту нашей валютой.
Пока Виктор вел переговоры, а все это происходило на странной смеси языков: английского, немецкого и польского - и что-то горячо втолковывал клерку, мы на расстоянии с тревогой следили за лицом клерка. Но тот был невозмутим. Он попросил у Виктора наш квиток, снова пощелкал на своей машинке и вернул, терпеливо что-то поясняя и водя пальцем по бумаге. Лицо Виктора в течение разговора меняло свои цвета и в конце стало совсем белым.
Он вернулся к нам еще более обескураженный.
– Пошли, - буркнул он и первым торопли-во зашагал к выходу.
– Так в чем же дело?
– нетерпеливо спросили мы в один голос.
Но все уже догадывались: нас здесь здорово обжулили.
– А в том, - сказал Виктор, останавливаясь и указывая на вывеску, - что мы попали в частный банк!
– Ну и что?
– А то, что у них высокие первоначальные налоги!
– Какие такие налоги!
– вскричали мы на всю улицу.
– Налоги на обмен, - пояснил он сердито.
– Или - на обман?
– А как же Миша? Он-то сто долларов... Виктор лишь махнул рукой.
– Ну поймите, если с трех долларов два берут за обмен и со ста тоже два, Миша мог этого и не заметить...
Наступила пауза. Кто-то из Толстых пробормотал:
– Вот вам и капиталистические акулы... Стяжатели и хищники...
На лекциях по марксизму-ленинизму нам без конца долбили об этом продажном из миров, где человек человеку волк и готов своего ближнего обобрать до нитки. Что он и сделал! В данном случае нищих советских туристов ограбили хищные испанские банкиры... Напились, как пишут в газетах, пролетарской кровушки. Трех долларов наших им не хватило, чтобы набить доверху свою мошну!
– А если мы не хотим обмана... Нет, обмена?
– воскликнул кто-то из Толстых, кажется, это был наш башкир, который успел принять для спокойствия свою таблетку, но при этом продолжал волноваться.
Виктор лишь грустно усмехнулся:
– Но мы же обменяли.
– А если обратно. Мы им песеты, а они нам доллары?
– Можно и обратно, - кивнул он.
– Только этот типчик объяснил, что при обратном обмене тоже ведь налог берут. Ну получим мы половину доллара... на троих... Вместо тре-ех. Ни хрена себе считают!