— Почему же вы к господину пастору?..

— Именно поэтому, я ведь уже сказал. На дорогу мне нужно было что-нибудь из продуктов. Пешком ведь до Пон-л'Эвека недели четыре добираться…

Бродекен сильно стукнул кулаком по столу, так что из чернильницы выплеснулись чернила:

— Черт побери! Что вы заладили с этим вашим Пон-л'Эвеком?1

Розуа испуганно вздрогнул:

— Последние годы я все время зимовал в Пон-л'Эвеке. Там можно жить. У директора Билла доброе сердце, вы понимаете?

Префект Бродекен в отчаянии посмотрел на потолок прокуренной канцелярии:

— Ну, теперь вы мне будете рассказывать, что специально совершали в этом Пон-л'Эвеке преступления, чтобы попасть в тамошнюю тюрьму!

— Во всяком случае, я всегда старался так делать, — скромно ответил Розуа и уставился в пол.

Бродекен что-то отстучал на машинке:

— На этот раз вы наверняка перезимуете у нас, это я вам гарантирую. Ну а теперь давайте рассказывайте наконец, что вы украли у господина пастора!

Дальнейший допрос прошел без каких-либо отступлений. Только когда Розуа подписал протокол и префект Бродекен достал из письменного стола ключи от тюрьмы, старик робко поднял руку и осведомился:

— Месье, пожалуйста, ведь Пон-л'Эвек мое последнее местожительство… Нельзя ли меня перевести туда?

— Место преступления, мой дорогой, — Монтежур. Этого достаточно, чтобы оставить вас здесь. — И, отклонив все дальнейшие возражения, Бродекен доставил старика через дорогу, в местную тюрьму.

Тюрьма, а скорее — обыкновенная кутузка, раньше была коровником, и только недавно, за неимением лучшего, его переделали в тюрьму. Две оштукатуренные стены, возведенные при этом, разделили все помещение на три камеры. На окна, которые и так были слишком узкими, чтобы в них пролезть, местный кузнец нацепил толстенные решетки. Меблировка напоминала о средневековых темницах: в каждой камере было по два тюфяка с соломой, по табурету и колченогому столу, да еще по доильному ведру для естественных надобностей. Печки в наличии не было.

Мысль о том, что ему придется провести здесь зиму, заставила Розуа содрогнуться от ужаса.

Три дня и три ночи просидел Розуа в камере, ни разу не потревоженный префектом. Только деревенский ночной сторож приносил арестованному более чем скудную еду. Утром четвертого дня в окна префектуры ворвался ужасный шум, исходивший из коровника. Розуа разбил в щепки стол и табурет, расколотил табуретной ножкой стекло в зарешеченном окне и выбросил на улицу обломки тюремного инвентаря. При этом он так бушевал и кричал, что префект бежал через улицу, словно в местечке была объявлена пожарная тревога.

Розуа потребовал встречи с министром юстиции. Бродекен струсил и забрал бродягу с собой в префектуру. Пытаясь утихомирить Розуа, он стал объяснять ему, что обработка материала по делу требует времени: нужно написать в трех экземплярах протоколы, допросить всех свидетелей, да еще подготовить отдельный отчет о происшедшем. Этого требует инструкция. Но уже сегодня документы будут представлены в Перреон, судебному следователю. А там вскоре состоится суд, и Розуа переведут в городскую тюрьму.

— Суд и всю эту чепуху можете оставить для себя! — со злостью выпалил Пьер Розуа. — Я хочу, чтобы меня судили не в Перреоне, а в Пон-л'Эвеке, черт вас возьми!

Префект Бродекен взвился: сколько можно слушать об этом проклятом Пон-л'Эвеке!

— Я же тебе уже десять раз говорил, что тебя будут судить там, где совершено преступление! Так предписывает закон. А французский законопорядок это тебе не бродячий цирк, который выступает там, где ему захочется!

Розуа покачал седой головой:

— Законы я знаю, можешь меня не учить. Там записано, что преступника, если он совершил преступления в нескольких местах, судят там, где совершено наиболее тяжкое. А самое тяжкое я совершил именно в Пон-л'Эвеке.

Бродекен прищурился и, перегнувшись через стол, схватил старика за грудь. Подтянув его вплотную к себе, он, как дворовый пес, почуявший поблизости бездомного кота, зло прорычал:

— Та-ак, значит, у тебя за душой еще что-то есть, каналья! То-то я думаю… Ну что ж, давай выкладывай, что ты еще украл! Ну, говори!

— Я убийца, даже вдвойне убийца! В Пон-л'Эвеке я прикончил двух человек, вот так!

Он вырвался из рук префекта, вскочил и гордо выпрямился, будто только что сообщил, что президент посвятил его в кавалеры ордена Почетного легиона.