Все с той же приветливостью Брайтер, однако, показал своим следующим вопросом, что по-прежнему не снимает с Польмана подозрений:

— Вы сказали, господин Польман, что Нитрибитт хотела срочно с вами поговорить. Почему же тогда вы не пришли к ней на следующий день?

Вопрос пришелся мимо цели. На этот раз улыбнулся Польман:

— Потому что 30 октября в 6.30 я улетел в Гамбург и вернулся только вчера в 22.10. Я работаю представителем одной гамбургской фирмы и часто выезжаю туда по делам.

Польман вытащил из кармана пиджака проспект своей фирмы и положил его на стол перед Брайтером:

— Здесь адрес фирмы. Вы можете проверить то, что я сказал. Кроме того, моя фамилия значится в списках пассажиров авиарейсов.

Брайтер отодвинул проспект:

— Да мы и так вам верим, господин Польман. Но что делать, такая у нас работа. Вы же понимаете, полиции приходится все проверять и перепроверять.

Прежде чем Польман успел забрать проспект, к столу подошел Мёршель и взял его:

— О, я знаю эту фирму… Давно вы там работаете?

— Больше трех лет.

Мёршель протянул проспект Польману — название и адрес фирмы он уже запомнил.

Брайтер выжидающе посмотрел на шефа и, увидев, что у Мёршеля больше нет вопросов, закончил разговор:

— Спасибо, господин Польман. Ваш визит, безусловно, поможет нам в расследовании. Примите за это нашу искреннюю признательность!

Он протянул Польману руку и попрощался. Мёршель лишь сдержанно кивнул, но, когда Польман уже стоял у двери, сказал:

— Надеюсь, господин Польман, если появятся еще вопросы, вы не откажете в любезности снова посетить нас?

Польман холодно кивнул:

— С удовольствием, насколько мне позволят дела.

С этими словами он покинул кабинет.

— Зачем вам тратить на него время? Ведь его участие в преступлении исключается, — сказал Мёршелю Брайтер. Он не понимал, чего еще хочет шеф от этого свидетеля.

— Это почему же? — спросил Мёршель.

— Потому, что Нитрибитт, по показаниям соседки снизу, убили не раньше 30 октября. Или вы думаете, что он рассказывает басни? Это было бы очень глупо с его стороны.

Вошедший в кабинет директор Кальк избавил Мёршеля от необходимости отвечать. По переговорному устройству он слышал весь разговор с Польманом.

— Нитрибитт убили не 30-го, а 29 октября, между пятнадцатью и шестнадцатью часами. Вот заключение доктора Вегенера по результатам вскрытия, — сказал Кальк и передал Мёршелю двухстраничный протокол института судебной медицины.

Прежде чем Мёршель начал читать текст, директор распорядился:

— Итак, принимайтесь за Польмана; проверьте, на что он живет, сколько зарабатывал в последние годы, нет ли у него долгов, ну и все такое прочее… Постарайтесь раздобыть стоящий обвинительный материал. А Польмана допрашивать… По всем другим направлениям следствие можно прекратить…

Брайтер не поверил своим ушам:

— Вы что, серьезно полагаете, что другими версиями не следует заниматься?

— Вы считаете, Брайтер, у вас будет мало работы с этим парнем?

Обер-комиссар решился еще на одно, последнее, возражение:

— Но, господин директор, если с Польманом мы попадем впросак, то потеряем все другие следы. Преступник выиграет время и спрячет все концы в воду.

Кальк ничего не ответил и только, выходя из кабинета, бросил Мёршелю:

— Вы знаете, что делать; будем действовать, как договорились. А пока никаких сообщений прессе.

Брайтер в ярости прикусил губу. Когда дверь за Кальком захлопнулась, его прорвало:

— Кто здесь сумасшедший — я или он? Нельзя же так однобоко вести расследование! Кому это непонятно?!

Было похоже, что обер-комиссар Брайтер со своими опасениями оказался прав. Информация о таинственной записной книжке Нитрибитт, которую он на следующий день сообщил нескольким газетчикам, вызвала громкий скандал. Все газеты с жадностью набросились на этот лакомый кусок и под аршинными заголовками рассказали о том, что во франкфуртской квартире Нитрибитт перебывала вся верхушка западногерманского общества. Для фантазии газетных писак было мало дюжины фамилий, которые имелись в записной книжке на самом деле; они собирались уже составлять списки из сотен известных в стране людей. Имя Нитрибитт моментально обросло самыми невероятными историями. При помощи спрятанной в цветочной вазе кинокамеры и встроенного в кровать магнитофона она якобы запечатлевала для истории свои забавы со знаменитыми людьми, а потом этим же их шантажировала. Некоторые газеты попытались даже придать скандалу политическую окраску: Нитрибитт-де была высококлассной коммунистической шпионкой и в своей французской кровати выведывала у влиятельных сластолюбцев государственные тайны.

Итак, скандал разразился, несмотря на то что директор Кальк, закадычный друг тогдашнего министра внутренних дел Шредера, приложил все силы — кстати, исходя не только из личных побуждений, — чтобы его предотвратить.

Позднее один западногерманский институт, изучающий общественное мнение, задался целью подсчитать все публикации о деле Нитрибитт. Получился внушительный результат — более трех тысяч сообщений и статей в иллюстрированных журналах, еженедельниках и газетах.

Не было другой такой фамилии, которая бы в то время так часто повторялась прессой, как фамилия Нитрибитт!..