"Уголовное дело АК 1/62 против Веры Брюне и Йоханнеса Фербаха" — так на скупом ведомственном языке назывался процесс, проходивший в мюнхенском присяжном суде. А что же говорила пресса? "Процесс века" — это, пожалуй, одно из наиболее скромных определений, которыми пестрели первые полосы газет; все другие текущие события отошли на задний план. Газетная шумиха привлекла толпы людей, которые, прихватив термосы и шерстяные одеяла, начали еще ночью устраивать причудливые бивуаки перед помпезным зданием мюнхенского дворца правосудия в надежде получить на следующее утро место в зале заседаний. В эти недели на процесс Брюне ходили так же, как на премьеру какой-нибудь оперы,

Многочасовое стояние в очередях, скандалы и даже потасовки за место в судебном зале оправдали себя. Каждый день слушания дела вскрывал новые интимные подробности жизни "высшего света", в которые обычно простых баварских бюргеров не посвящали. Свидетелями здесь выступали не какие-то там Майеры и Леманы, а граф Ингенхайм-Молитор и Эльфрида фон Дуйсберг, и по профессии они были не рабочими, продавцами или домашними хозяйками, как простые смертные, а по меньшей мере гинекологами, композиторами и главными редакторами. Сам Хайнц Рюман [6] собственной персоной присутствовал в зале и сидел в первом ряду; в деле был замешан Харальд Бёмельт — известный сочинитель популярных песенок; да и сама ставшая уже почти легендарной главная обвиняемая дважды разводилась… Первым ее мужем был известный актер, вторым — композитор, который многие годы писал музыку для фильмов компании УФА [7] . Привлекали и названия мест, о которых говорили на суде, — они менялись, как в калейдоскопе: итальянская Ривьера, испанская Коста-Брава, Штарнбергское озеро, Танжер…

То, о чем шла речь на процессе о двойном убийстве, известно до сих пор разве что из грошовых псевдоэротических романов. Обсмаковали и супружескую жизнь втроем, и растление пятнадцатилетних сыновей и дочерей, и похотливое подглядывание за их забавами из дорогого шкафа в стиле Ренессанса… Даже "синдикат лесбиянок", который был каким-то образом причастен к двойному убийству, не обошли вниманием. Ничего не упустили из "bavarian way of high life" [8] .

Столкнувшись с шокирующими подробностями "dolce vita" [9] своих сограждан, люди реагировали по-разному: одни в смущении краснели, другие скабрезно ухмылялись, кто-то возмущался, а некоторые в растерянности разводили руками. Но в одном все были одинаковы: и те, которые с большими трудностями пробивались в зал заседаний, и те, кто знал о ходе судебного расследования из многостраничных отчетов в газетах, — все забывали о том, что происходило вокруг… По этому поводу западногерманская газета "Вельт ам зонтаг" даже поместила карикатуру: немецкий Михель в спальном колпаке изучает отчет о процессе Брюне, а за его спиной Аденауэр, Штраус и Эрхард довольно потирают руки.

Причиной этого широко разрекламированного процесса послужило зверское убийство прежде мало кому известного мюнхенского врача доктора Отто Прауна и его экономки и сожительницы Эльфриды Клоо. По мнению прокуратуры, это преступление, по наущению скандально известной любительницы широко пожить Веры Брюне, совершил ее любовник Йохан Фербах, для того чтобы Брюне получила в наследство сказочный замок стоимостью в миллион марок, который завещал ей врач за оказанные ему дружеские услуги. Фербах пошел на убийство якобы после того, как Брюне пообещала провести с ним всю оставшуюся жизнь в этом испанском замке.

Создавалось впечатление, что мотивы преступления были заимствованы из расхожего детективного романа, а вся история двойного убийства вышла прямо из-под пера какого-нибудь Эдгара Уоллеса. В этом уголовном деле присутствовал почти весь детективный набор: миллионное наследство, пороки, страсти, "высшее общество" и, конечно же, окруженные таинственным ореолом персоны. Впрочем, самой загадочной фигурой был именно убитый.

До своей смерти 65-летний доктор Праун вел внешне неприметную жизнь обывателя. В Мюнхене, на Линдвурмштрассе, у него был кабинет, где он принимал больных. Круг его пациентов ограничивался всего несколькими сотнями человек, преимущественно представителями низших слоев общества; поэтому не было никаких оснований предполагать, что он обладает таким состоянием, из-за которого его стоило бы убивать. Правда, немного удивляло, что, несмотря на неважное положение дел, он позволял себе держать не только ассистентку за восемьсот марок в месяц, но и секретаря, который, собственно говоря, не имел никакого отношения к медицине и выполнял функции разнорабочего.

Сразу после убийства Прауна неожиданно выяснилось, что он был миллионером. В Пёкинге, расположенном на берегу Штарнбергского озера, на так называемом Министерском холме, он имел комфортабельную виллу, стоившую не менее семисот пятидесяти тысяч марок; в Мюнхене ему принадлежали два больших жилых дома, которые он сдавал внаем; на вилле, в потайном ящике антикварного комода, были найдены акции на сумму, по курсовой стоимости, сто пятьдесят тысяч марок; и наконец, на Средиземноморском побережье Испании он владел крупным земельным участком площадью семьдесят тысяч квадратных метров с прекрасным замком из двадцати пяти комнат. Элегантный «мерседес» и изысканная коллекция произведений искусства дополняли его внушительное наследство.

Откуда могло взяться миллионное состояние у врача, лечащего бедняков? Вскоре выяснилось, что Праун вел двойную жизнь, и его врачебная практика была только ширмой, за которой он занимался какими-то темными делами. Он постоянно разъезжал по свету: бывал в Италии и Швейцарии, регулярно навещал Испанию и Северную Африку. Да и его личная жизнь совсем не соответствовала образу жизни малоимущего врача. Подобно великосветскому бонвивану, он содержал дорогостоящих любовниц из мюнхенского артистического квартала Швабинг, насколько привлекательных, настолько же и прихотливых. Последней такой светской дамой была обвиняемая Вера Брюне.