Шрифт:
— Тише, дети! — успокоила их Мадзя. — Что это за пан Зацеральский?
— Художник, он учит Линку рисовать, а папа все спрашивает, когда же они начнут натирать у нас полы, а то полотеры дорого стоят.
— А Стасю пан Стукальский учит играть на фортепьяно и пол-урока только и делает, что пальцы ей распяливает на клавишах. Ты не думай, мама уже заметила, что во время занятий у вас музыку мало слышно. Клянусь богом, если бы твой Коць получал за урок не два рубля, а только рубль, кончились бы все эти нежности.
— Может, скажешь, что твой Зацеруша стал бы учить тебя даром? — съязвила Стася.
— Меня-то он бы учил даром, — ответила обиженная Линка, — я чувствую натуру…
— Ну конечно! Когда он задал тебе нарисовать корзину вишен, ты вишни съела, листья выбросила за окно, а потом сказала, что у тебя голова разболелась.
— Ах боже мой, дети! — успокаивала девочек Мадзя. — Скажите мне лучше, где вы занимаетесь?
— Стася на фортепьяно играет наверху, я рисую в оранжерее, а другими предметами мы занимаемся, то есть будем заниматься в учебном зале, — объяснила Линка.
— Я вас туда провожу, — вызвалась Стася.
— И я.
Девочки подхватили Мадзю под руки и, выйдя из своей комнаты, через анфиладу кабинетов, коридоры и переходы проводили ее в большой зал.
Было уже темно, и Линка, найдя спички, зажгла четыре газовых рожка.
— Вот наш учебный зал, — сказала она, — на каникулах здесь гладили белье.
— Нет, уж извини, здесь стояли сундуки с шубами, — поправила ее Стася.
Мадзя с удивлением осматривала зал. Перед изящными столиками стояло несколько мягких скамей, классная доска была большая, как в пансионе, а главное, один шкаф был заставлен чучелами зверей, а другой физическими приборами.
— Зачем же столько скамей? — спросила Мадзя.
— Да… мама хочет, чтобы у нас занималась группа девочек и преподавали лучшие учителя, — ответила Линка.
— А к чему эти приборы? Вы учите физику?
— Нет еще, — ответила Стася. — Но, видите ли, панна Магдалена, дело было так: мама узнала, что у панны Сольской есть все эти приборы, и тотчас купила и нам.
— И все они стоят без употребления?
— Конечно, — сказала Линка, — в пневмоническом, или как там его называют, насосе Бронек мышей давил, ну, папа разбил колокол, накричал на Бронека и запер шкаф на ключ. Но вам он ключ отдаст.
С полчаса осматривала Мадзя учебный зал, пока наконец лакей, одетый уже в сюртук, не доложил, что чай подан.
— Мне бы хотелось помыть руки, — сказала Мадзя.
— Так пойдемте в вашу комнату, — предложила Стася. — Линка, выключи газ, а я возьму спички.
Они снова прошли через сени, гардеробную, освещенный коридор и остановились перед одной дверью. Стася зажгла спички, Линка толкнула дверь, и Мадзя… почувствовала вдруг крепкий запах табаку и в то же самое время услышала мужской голос:
— Вон отсюда! Вам чего надо?
Раздался скрип, стук, и с шезлонга вскочил жирный молодой человек, в одном жилете. К счастью, спичка погасла.
— Вам чего надо, козы? — спрашивал заспанный молодой человек.
— Что ты здесь делаешь? Это комната панны Бжеской! — кричали обе девочки.
— Пошли прочь! — проворчал молодой человек, силясь запереть дверь, которую держала Линка.
Но тут в глубине коридора распахнулась другая дверь, и из нее выбежали пани Коркович, пан Коркович, а за ними лакей с канделябром.
— Что ты здесь делаешь, Бронек? — с беспокойством спросила пани Коркович у молодого человека, который, спрятавшись за шкафом, натягивал сюртук. — А где кровать? — обратилась она к лакею, когда осветилась внутренность комнаты. — Ян, где кровать для панны Бжеской?
— Да наверху, в комнате молодого барина.
— Ты с ума сошел? — ахнула дама.
— Вы же, барыня, велели поставить кровать в ту комнату, где спит молодой барин.
— Где спит после обеда, дурень ты этакий! — говорила рассерженная дама.
— Так ведь пан Бронислав там и спит после обеда, а здесь только под вечер, — оправдывался лакей.
— Отвори окно, принеси оттуда кровать. Ах негодяй!
— Эх, вижу, давно я на этом заводе машин не смазывал! — произнес пан Коркович. Вырвав канделябр из рук у лакея, он схватил его за шиворот и вывел в гардеробную. Через минуту раздался крик и тупой звук ударов.
— Пойдемте в столовую, — вздохнула хозяйка. — Это ужас, что сейчас делается с прислугой!
Когда все уселись за стол, она обратилась к Мадзе: