«Ах, скорей бы каникулы!» — говорила про себя Мадзя.

Вид Сольского становился для нее невыносим. Она начала бояться пана Стефана, как больной боится смерти. Минутами Мадзе казалось, что, доведись ей остаться с ним в комнате наедине, она выскочила бы в окно.

Две-три недели, проведенные в тишине и уединении, могли бы возвратить Мадзе душевное равновесие. Но тишины не было, да и быть не могло. Никто не догадывался о настроении Мадзи, довериться было некому, а житейские волны неумолимо несли ее вперед, навстречу всяким случайностям и пучине. Здоровый, довольный собой человек даже не замечает привычного водоворота жизни, но люди надломленные, попав в него, теряют голову, а несчастливцы тонут.

Как-то в середине июня, в воскресенье, к Мадзе зашла Ада, а через несколько минут — Сольский. Здороваясь с ним, Мадзя опустила глаза и побледнела; пан Стефан внимательно посмотрел на нее.

— У вас неважный вид, панна Магдалена, — сказал он с участием.

— Я немного устала.

— Тогда оставьте пансион! — рассердился Сольский. — Впрочем, — прибавил он уже спокойней, — может, вы действительно устали, хотя иногда я замечаю в вас не только усталость. Мне страшно даже подумать, что вам плохо у нас.

В его голосе звучало такое сожаление, что сердце Мадзи затрепетало.

— Где же мне может быть лучше, — покраснев, прошептала она.

— Так, может, вам нездоровится? — настаивал Сольский. — Нехорошо таиться от нас, панна Магдалена. Что сказали бы ваши родители, узнав, что мы не сумели уберечь вас. Да чего бы стоил, наконец, я сам, — опять рассердился он, — если бы такая дорогая гостья хворала в нашем доме без всякой помощи. Если позволите, Ада сегодня же пригласит доктора Халубинского.

Мадзя удивленно посмотрела на него. Суровый, но страстный тон Сольского произвел на нее впечатление. Казалось, ее недоверчивость вот-вот рассеется.

Внезапно в передней раздался звонок. Сольский выпустил руку Мадзи. Через минуту вошел лакей и подал девушке визитную карточку.

— Господин спрашивают, — сказал он, — угодно ли будет вам принять их.

Взглянув на карточку, Мадзя так смутилась, что Сольские были удивлены. Затем она протянула Аде карточку, на которой огромными буквами значилось «Ментлевич».

— Кто это? — спросила Ада.

— Это мой… то есть моих родителей знакомый, из Иксинова…

— Надо его принять, — сказала Ада.

— Может быть, мы мешаем? — спросил Сольский, собираясь уйти и глядя на Мадзю с тревожным любопытством.

В его разочарованной душе зародилось подозрение.

— Чем же вы можете мне помешать? — возразила Мадзя. — Только заранее прошу извинить, если первое впечатление будет не очень благоприятное. Он человек хороший, но… немного провинциал.

Ада жестом отослала лакея, и через минуту в комнату вошел пан Ментлевич. Как и прежде, волосы у него были коротко острижены, усики торчали; одет он был в парадный костюм и держался развязно.

— Целую ручки, милостивая государыня! — закричал он еще с порога, расшаркиваясь. — Родители ваши обнимают вас, а весь Иксинов шлет поклоны. Достопочтенная пани докторша хотела прислать корзинку спаржи…

— Пан Ментлевич, — представила Мадзя гостя.

— Сольский, — сказал пан Стефан, протягивая руку.

Пан Стефан понял причину смущения Мадзи, тем более, что гость, услыхав его фамилию, сразу оцепенел и потерял дар речи.

— Как поживаете? — спросила Мадзя, пожимая Ментлевичу руку. — Что нового в Иксинове?

Ментлевич сел на указанный ему стул и перевел дух. Затем, собравшись с силами, выпалил:

— Да что там нового! Достопочтенный пан доктор с супругой здоровы, ксендз и майор тоже. Пан Здислав прислал вашим уважаемым родителям две тысячи рублей.

— Неужто правда? — обрадовалась Мадзя.

— Клянусь честью! — заверил Ментлевич. — У пана Здислава прекрасная должность, недалеко от Москвы; десять тысяч жалованья в год. Он было прихворнул, но все уже прошло.

— Да, знаю, он писал мне. А как ваши дела?

— О, превосходно. Я женюсь на панне Евфемии.

— Евфемии? — переспросила Мадзя.

— Да. Мы и приехали сюда втроем: достопочтенная пани заседательша, моя невеста и я.

— Неужели?

— Приехали проветриться. Дамы собирались нынче сделать вам визит, милостивая государыня, но нам всем придется быть на обеде у Корковичей.

— У Корковичей?

— Совершенно верно, — подтвердил Ментлевич, — ведь я устроил пану Корковичу продажу его пива по всей нашей железной дороге, кроме того…