— Ах, вот как! Что же еще нового в Иксинове?

— Да все по-старому, милостивая государыня. Панна Цецилия должна в июле переехать в Язловец.

— Окажите любезность, напомните ей про обещание остановиться у нас, — вмешалась Ада.

— С величайшим удовольствием, — кланяясь, ответил Ментлевич. — Что бишь я еще хотел сказать? Да! Умер старик Цинадровский.

— Умер? — переспросила Мадзя таким необычным голосом, что Сольский опять насторожился.

— Умер, кажется, и этот актер Сатаниелло, — продолжал Ментлевич. — Что ж до пана Круковского, — прибавил он, с лукавой усмешкой взглянув на Мадзю, — то он с сестрой проживает в Вене и от скуки, говорят, пишет в здешние газеты.

— Вы говорите о пане Людвике Круковском? — внезапно спросил Сольский.

— О нем самом, — подтвердил Ментлевич, вскакивая со стула. — Я имел честь быть знакомым с уважаемым паном Людвиком и весьма польщен…

— А как родители, ждут меня на каникулы? — перебила его Мадзя со все возрастающим беспокойством.

— Совсем не ждут! — ответил пан Ментлевич с еще более умильной улыбкой и состроил такую мину, что Мадзя просто опешила, тем более, что она все время чувствовала на себе пристальный взгляд Сольского.

Больше она не задавала вопросов Ментлевичу, и тот, ободренный любезным приемом, начал разглагольствовать о том, как он счастлив. Всего несколько месяцев назад, он, оказывается, отчаянно влюбился в панну Евфемию и узнал, что она тоже давно его любит. В заключение гость намекнул, что дельце, которое он обделал с Корковичем, принесет ему несколько сот рублей в год, что пани Коркович — почти такая же светская дама, как его будущая теща, пани заседательша, и, наконец, попрощался — сперва с Сольским, затем с Мадзей и Адой, заверив их, что его дамы не преминут завтра же засвидетельствовать им свое почтение.

Когда гость удалился, отвешивая глубокие поклоны, Сольский вдруг спросил у Мадзи:

— Вы были знакомы с Людвиком Круковским? Он наш дальний родственник. Я не видел его уже несколько лет, но… слышал, что у него была любовная драма где-то в провинции, может быть, даже в Иксинове?

Мадзя смотрела на него, как загипнотизированная. В уме у нее все смешалось: панна Евфемия, смерть Цинадровского, предложение, которое делал ей пан Людвик, сегодняшний визит Ментлевича и то раздражительное состояние, в котором она сейчас находилась.

— Вы были знакомы с Круковским? — не унимался Сольский.

— Я была хорошо знакома с ним, — ответила Мадзя.

— Какая же это история приключилась с ним… наверно, в Иксинове? — допытывался Сольский, не сводя с Мадзи глаз.

— Так… какое-то недоразумение, — тихо ответила Мадзя, чувствуя, что ей стыдно за панну Евфемию.

— И как он вам понравился?

— Мне кажется, он хороший, благородный человек. Знаешь, Адочка, — обратилась она к панне Сольской, — это сестра пана Людвика в день моего отъезда подарила мне браслет с сапфиром. Но куда мне его надевать!

Сольский сразу остыл. Если у его родственника и была любовная драма в Иксинове, то, конечно, не с Мадзей. Иначе сестра пана Круковского, известная ему как женщина строгих правил, не стала бы делать Мадзе подарки.

Пан Стефан снова повеселел и принялся подшучивать над Мадзей: она, мол, теперь обречена провести с ними все лето, так как родные отреклись от нее и на каникулах не желают ее видеть. Прощаясь с дамами, он прибавил, что поедет в Иксинов и заварит там такую кашу, что родители Мадзи отрекутся от нее навсегда. Сестра при этом бросила на него укоризненный взгляд.

— О, это вам не удастся, — возразила Мадзя, тоже немного повеселев.

— Посмотрим! — сказал Сольский, целуя ей руку.

— Милый Стефек, — поспешно вмешалась Ада, — ступай наконец к себе… и займись своими делами, — прибавила она многозначительно.

Вернувшись к себе, Сольский схватился руками за голову.

«Да я с ума схожу! — думал он. — Кого-кого, а уж ее-то я не должен был подозревать. Нет, надо с этим покончить! Придется нашей родне принять меня с ней либо совсем отказаться от меня».

Такие же мысли появились и у панны Сольской. Когда брат вышел, она сказала:

— То ли у меня ум за разум зашел, то ли в нашем доме все сумасшедшие…

И, обняв Мадзю, она осыпала ее поцелуями.

— Мадзенька, — шептала она с необычной нежностью, — я вижу, тебя что-то мучает. Так вот, я, человек более опытный, говорю тебе, никогда не надо падать духом. Порой кажется, что положение совсем безвыходное, а пройдет день-другой, и все прояснится и уладится наилучшим образом.

Мадзя посмотрела на нее с удивлением. Но панна Сольская не стала пояснять свои загадочные слова и, избегая взглядов подруги, торопливо вышла из комнаты.