— А это и есть самое ужасное. Ты даже не подозревала, насколько ты привлекательна. Например, то, как ты ешь клубнику.

— А что, я как-то не так ем клубнику?

Он приоткрыл было рот, но потом задумался над тем, как лучше объяснить.

— Ничего, забудь.

— Нет, нет, скажи!

— Ты не ешь ягоды. Ты занимаешься с ними любовью. Это меня так заводит, что после я вынужден принимать холодный душ.

— Ты балдеешь, глядя, как я ем клубнику?

— Видишь? — улыбнулся он. — Ты сущее дитя. Ты не понимаешь! А я понимаю. Я старше и…

— Если ты скажешь «мудрее», я тебя стукну.

Он поднял обе руки — сдаюсь, дескать.

— Да, что касается мозгов, то тут ты на порядок выше меня. Я никогда не отличался особой смекалкой. Да речь не о тебе, обо мне. Я не смог бы жить в ладах с самим собой, если бы воспользовался своим преимуществом перед ребенком.

— Да? Но теперь-то я взрослая. У меня и паспорт есть.

— Черт, тебе только что исполнилось восемнадцать, и ты ни с кем никогда не целовалась. А выглядишь ты вообще на шестнадцать. А мне двадцать восемь.

Глядя на него, Тинкер пыталась по-новому оценить три последних года. Как она не заметила его влюбленности? Конечно, он проводил необычайно много времени с нею и Масленкой, но, помнится, у него за это время сменились две или три подружки.

— Ну да, тебе двадцать восемь, и ты определенно гораздо опытнее меня. Это несправедливо. Ты трахаешься с кем попало, а я остаюсь девственницей.

Он наступил на травинку, проросшую из трещины в цементном покрытии парковки.

— Я думал, что если найду себе другую, перестану думать о тебе. На самом деле не очень-то весело хотеть девчонку и одновременно ощущать себя старым развратником.

— Но ты ведь всегда будешь на десять лет старше меня. И с этим ничего не поделаешь.

— По моим расчетам, если тебе стукнет девятнадцать, а я все еще буду зациклен на тебе, ты будешь уже достаточно взрослой для меня.

Он что это, серьезно? Как странно! Ждал три года, пока она вырастет, и теперь собирается тянуть еще целый год. Разумеется, в пятнадцать она меньше думала о мужчинах, чем теперь, когда у нее появился к ним определенный интерес. Большинство знакомых парней очень походили на Джонни, то есть были слишком противными, чтобы их принимать в расчет. Но Натан Черновский? Ему-то она доверяла.

Внезапно ее пронзила дрожь. Она не отрывала глаз от его губ и думала о том, каково было бы с ним поцеловаться.

— А что, по-твоему, должна эти одиннадцать месяцев делать я? Сидеть и бить баклуши, пока ты не почувствуешь себя «вправе»?

Он задумался, искоса поглядывая на нее.

— Ты, наверно, ударишь меня, если я скажу, что так было бы лучше всего.

— Да! — завопила она. Одиннадцать месяцев мучительного неведения убили бы ее. Она слишком привыкла удовлетворять любопытство сразу, не откладывая в долгий ящик. — Почему бы нам не пойти на компромисс? Глупо провести ближайшие одиннадцать месяцев в ожидании только для того, чтобы потом выяснить прискорбный факт: мы подходим друг другу только как друзья. Сначала надо попробовать устроить свидание.

— Свидание?

— Ну да. Посидеть в ресторане. Сходить в кино. Погулять по Ярмарке. Свидание, в общем. То есть мы проверим, может ли твое эго выдержать пребывание со мной у всех на виду, учитывая то, что могут сказать и подумать о тебе люди.

— Ух!

— Я попала в самую точку, да? Ты боишься, что тебя примут за одного из тех уродов, которых ты обламываешь за совращение малолеток?

— Ага. Ты выглядишь младше своих лет, и любой, кто не знает, сколько ты зарабатываешь, лазая вверх по лестнице, решит, что я извращенец. Это меня мучает.

— Я могу выглядеть старше. Когда я накладываю макияж и одеваюсь во что-нибудь нарядное, я выгляжу лет на двадцать. — По крайней мере, Лейн как-то говорила ей нечто подобное. — Особенно в полутемном ресторане.

Он расплылся в довольной улыбке:

— Ты действительно хочешь пойти со мной куда-нибудь поесть?

— Я уже видела, как ты ешь. На самом деле я хочу узнать, каково с тобой целоваться! Ну вот, кажется, я перепугала тебя до смерти своим признанием?..

Натан мгновенно стал невероятно серьезным. Он впился в Тинкер взглядом, напряженность которого, казалось, сделала воздух твердым. Стало невозможно дышать.

«О боже, он на полном серьезе в меня втюрился!»

Бесконечно медленно он наклонился и поцеловал ее. Большими руками обнял ее бедра, притянул к себе и прижал. На какой-то миг ее руки оказались между их телами, но потом скользнули вниз, непонятно куда. Тинкер никогда не осознавала, какой Натан высокий, и никогда не представляла себе, каким твердым окажется на ощупь.