После трех коротких звонков в дверь на пороге появляется новая горилла. Причем ее гостеприимство распространяется только на меня: сопровождающие лица вынуждены вернуться к машине.

— Дайте оружие, — предлагает человекоподобная обезьяна, заперев дверь.

— У меня нет оружия, — заявляю я.

Правдивость моей декларации, естественно, тщательнейшим образом проверяется, после чего следует приказ:

— Проходите!

Путь оказывается недолгим до двери в конце коридора. Горилла, которая, судя по жилетке в черную и серую полоску, выполняет роль лакея, постучав, просовывает голову внутрь и докладывает:

— Доставили, сэр.

Жестом приказав мне войти, полосатая горилла исчезает.

Я оказываюсь в кабинете со спущенными, как и в берлоге Дрейка, шторами, правда он гораздо светлее и обставлен более изысканно. Его хозяин восседает в одном из двух кресел, стоящих у камина. В камине горят настоящие поленья — факт, достойный внимания. Вряд ли нужно объяснять, что хозяин кабинета — сам мистер Мортон.

— Мистер Питер?

Я утвердительно киваю головой.

— Прошу садиться.

В громовом голосе сквозят почти что ласковые нотки, только я давно вышел из того возраста, когда человек доверяет первому впечатлению. В ответ на приглашение я сажусь, поскольку знаю: в ногах правды нет и поскольку понимаю, что даже если меня ждет экзекуция, то ей будет предшествовать дружеская беседа.

— Сигару?

— Благодарю, предпочитаю сигареты.

Мортон вежливо ждет, пока я закурю, стряхивает в камин пепел сигары и переходит к сути дела:

— Рассказывайте, как это было.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Я имею в виду убийство Ларкина.

— Должен сказать, что я не присутствовал при расправе над ним.

— Но вы были там, мистер Питер, — произносит хозяин, делая ударение на слове «там».

— Если быть точным, то я находился наверху. А убийство, если оно имело место, произошло в подвале.

— Хорошо, пусть будет так, — уступает Мортон. — Тогда лучше начнем разговор с другого конца. Расскажите мне подробно обо всем, что произошло до убийства.

— Мистер Дрейк вызвал меня к одиннадцати часам к себе в кабинет сообщить о том, что им получены неопровержимые доказательства того, что Ларкин предатель. И поскольку я позволил себе выразить известные сомнения…

— …потому что верили Ларкину, — подсказывает хозяин.

— Я никому не верю, сэр. Я не из тех, кто верит. Просто я не мог допустить, что Ларкин хочет провалить операцию, которая принесет ему такую огромную прибыль.

И, поскольку я умолкаю, хозяин вынужден напомнить мне:

— Что ж вы молчите? Продолжайте.

— Не люблю, когда меня прерывают.

— Не буду, раз мои замечания вас так смущают.

— Итак, поскольку я выразил сомнение, мистер Дрейк поспешил представить мне доказательства: запись беседы Ларкина с каким-то господином.

— Какой беседы?

Я вкратце излагаю ему содержание беседы, после чего следует новый вопрос:

— Кто делал запись?

— Понятия не имею.

— В сущности, теперь это уже не имеет значения. Продолжайте.

Я с относительной точностью и незначительными сокращениями рассказываю о том, как развивались события в кабинете шефа.

— Значит, вы не видели, что произошло в подвале?

— Я не мог видеть. Могу только предполагать.

— А на чем основываются ваши предположения?

— Мистер Дрейк сказал: «Оставьте его Марку». А Марк — это его наемный убийца.

— Ваши предположения правильны, — помолчав, заявляет хозяин кабинета. — Сегодня утром тело Ларкина было извлечено из Темзы. С двумя пулями в сердце.

Мортон берет в руки каминные щипцы с длинной ручкой и, пододвигая наполовину сгоревшее полено к раскаленным углям, следит рассеянным взглядом за фейерверком искр. Помолчав, он говорит:

— Предполагаю, что Ларкин был вам достаточно антипатичен, чтобы вы за него заступились.

— В общем-то да — по-моему, его действительно нельзя причислить к людям, которые могли бы вызвать внезапный прилив симпатии. Но это не значит, что он был мне антипатичен, скорее я бы сказал безразличен, хотя о покойниках так не говорят. Будь у меня хоть один шанс, я бы попытался его спасти.