Тут на пороге появился Дмитрий.

– Здрасьте вам! Лихослав, ты что это творишь?

– А что?
– растерялся Славка.

– Обормот.

Димка решительно вынул из его рук стакан молока и кусок батона, обильно политый медом. Причем изрядно отпитый и надкусанный.

– Если у тебя совести нет, - сообщил братец ядовито, - то давай, лопай дальше.

Славка покраснел. И вперед Димки вылетел из комнаты.

Старательно прикрыв кухонную дверь, они слегка пошипели друг на друга в воспитательных целях.

– Мое дело, конечно, сторона, - сообщил Дмитрий наконец.
– Только знаешь, братец, если она по ночам будет летать невесть где и возвращаться насквозь мокрая, то проживет у нас до морковкина заговенья. Если от воспаления легких не помрет.

Славка только головой мотнул. Во-первых, унего молоко убегало. А во-вторых, знал он, что Димочка врет. То есть заливает. То есть лапшу на уши вешает. Славка его с рождения знал со всеми его закидонами. И без разницы было, что Дмитрий стоял спиной, упираясь лбом в стекло. Потому что даже эта спина светила и сияла. И Славка понимал, что Димка Карне рад. Очень.

В кухне повисло молчание.

– Да, кстати, - сказал Дмитрий не своим голосом, - я тут горчичники достал. Через ту Томочку, м-м...

Славка сел на табурет. Очевидно, предстоял очередной сеанс войны с Димкиными воздыхательницами. На тему: "Нет, одобрить такие уши определенно невозможно!"

– Так ты это...
– продолжил Дмитрий.

Славка понял и порадовался, что сидит.

– Я не умею.

– Я тоже, - Дмитрий сверкнул глазами из-под насупленых бровей и скрестил руки на груди. Короче, самоустранился.

Славка привычно провел мыском по половице:

– Дим, а?

– Надо.

Под зловещим взглядом Дмитрия блюдечко вырвалось у Славки и разбилось, горячей водой укусив колени. Карна обернулась, приподнявшись на локте.

– Нет, нет, - заторопился он, собирая осколки.
– Я так... выскользнуло. Он врал и знал, что и Карна, и Дмитрий это чувствуют, но ведь...

– Баклан, - сказал Дмитрий, отбирая у Славки новую порцию горячей воды. Иди уж.

Помог Карне поднять рубашку и наткнулся рукой на шрамы...

– ... так будет, так станет, когда задуют свечу...

Дмитрий прижал ладонью звенящие струны. Сейчас, щелкнув, соединятся контакты, ток побежит по проводам, и вспыхнувший в вакуумной колбе свет заставит тени сделаться тенями. Так проще. И так, пожалуй, честнее. Мертвым лучше оставаться мертвыми.

Глава 10.

– По-моему, ты с ним либеральничаешь, - Алла грациозно потянулась, прекрасно сознавая производимый эффект.
– Эти рисунки, всадники...

– Самое странное, что они есть.

Алла взмахнула ресницами:

– Мало тебя на кафедре ругали? Дмитрий, ты же взрослый человек!

– Да, - сказал Дмитрий.

Яркий ноготь Аллочки брезгливо ткнулся в рисунки:

– Не знаю, как ты, но я в своем доме такое бы держать не стала.

Дмитрия слегка покоробило, но он смолчал. Любимым девушкам иногда стоит прощать ригоризм.

– Ну что, что ты в этом находишь?
– завелась она.
– Веришь в ерунду! Иногда мне кажется, что ты меня не любишь.

Она произнесла это патетическим шепотом - как в сериале, и осторожно, чтобы не размазать тушь, промакнула платочком глаза.

– Да, - сказал Дмитрий. И вдруг опомнился: - То есть, как это?!

Лицо у него в этот момент, по мнению Аллочки, было преглупое.

– Ну-у...
– она капризно выпятила губы.
– Вот когда-то любили. Эти самые... рыцари. Для дам были готовы на все. Ну там, со скалы прыгнуть...

– Ага!
– по-военному рявкнул Дмитрий, лихорадочно соображая, есть ли в окрестностях Гомеля скала и не сойдет ли за нее труба в парке Луначарского.

Алла сморщилась.

– Дурак. Ты для меня даже эти рисунки сжечь не решишься.

– Зачем - сжечь?
– удивился Дмитрий.
– Славка...

– Ну да, конечно, - девушка всхлипнула.
– Он тебе брат, а я никто. Тебе для меня даже этих бумажек жаль!

– Да не жаль!
– с досадой выкрикнул Дмитрий, пробуя ее обнять. Алла отшатнулась.

– Да, конечно, брат и все такое. И Карна.

– Что?

– Что слышал! Думаешь, у меня глаз нет?!

Она рванула со стены портрет в тонкой деревянной рамочке.

– Я не стану жечь.

– Тогда я сама сожгу!
– она сгребла рисунки в охапку и понесла к ласково подмигивающей в углу зала печке. Листы разлетались по дороге, Алла подбирала их, роняла следующие. Ломая ногти, обжигаясь, дергала дверцу. Швыряла листы в огонь. Их было много, они не вмещались, свернутые, не хотели гореть.