Агент не скрывал ни собственных планов, ни намерений президента. Впрочем, большинство уже догадывались о них.

Неудачи сегодняшнего дня несколько омрачали его настроение. Больше всего агента огорчала мысль, что померкнет его слава дипломата. Прослыть искусным дипломатом - вот чего страстно домогаются все агенты правительства Соединенных Штатов! Кроме того, агент был уязвлен пренебрежительным отношением к нему Оцеолы и других вождей. Ибо хладнокровные, сдержанные индейцы презирают вспыльчивых и необдуманно действующих людей, а он как раз и проявил эти качества на сегодняшнем совете и дал индейцам повод презирать его за эту слабость. Он чувствовал себя побежденным, униженным, и в груди у него кипела ненависть ко всем краснокожим. Но он льстил себя надеждой, что завтра заставит их почувствовать силу своего гнева. Он покажет им, что может быть твердым и смелым даже в порыве ярости. Все это он заявил нам хвастливым тоном, когда вино подняло его настроение и он развеселился.

Что касается офицеров, то они мало интересовались подробностями этого дела и почти не принимали участия в обсуждении. В своих догадках они касались только возможности вооруженного столкновения. Будет или не будет война? Этот вопрос вызывал жгучий интерес у рыцарей меча. Я слышал, как многие хвалились нашим превосходством, пытаясь при этом умалить мужество и храбрость своего будущего противника. Им возражали ветераны войн с индейцами, но их было мало за нашим столом.

Нечего и говорить, что предметом оживленных споров являлся и сам Оцеола. Мнения, высказанные о молодом вожде, были столь же противоположны, как порок и добродетель. Некоторые называли его «благородным дикарем», но большинство держались другого взгляда, что меня удивило. Слышались такие эпитеты, как «пьяный дикарь», «вор», «обманщик».

Я рассердился, ибо не мог поверить этим обвинениям. Тем более что многие из тех, кто обвинял Оцеолу, сравнительно недавно прибыли в наши края. Они-то уж, во всяком случае, не могли знать прошлое человека, которого так чернили.

Ринггольды, конечно, присоединились к клеветникам. Они хорошо знали молодого вождя, но я понял их тайные побуждения. Я чувствовал, что должен сказать что-нибудь в защиту того, о ком шел разговор, по двум причинам: во-первых, его здесь не было, а во-вторых, он спас мне жизнь. Несмотря на то, что за столом собралось высокопоставленное общество, я не в силах был промолчать.

–  Господа!
– начал я достаточно громко, чтобы меня услышали все присутствующие.
– Есть ли у вас какие-нибудь доказательства, которые подтвердили бы справедливость ваших обвинений против Оцеолы?

Наступило неловкое молчание. Доказать, что Оцеола занимался пьянством, кражей скота и обманом, никто не мог.

–  Ara!
– наконец воскликнул Аренс Ринггольд своим резким, скрипучим голосом.
– Значит, вы, лейтенант Рэндольф, защищаете его?

–  Пока вы не приведете мне более веских доказательств, чем голословное утверждение, что он недостоин защиты, я буду стоять за него.

–  Их нетрудно найти!
– крикнул один из офицеров.
– Всем известно, что он занимается кражей скота.

–  Вы заблуждаетесь, - возразил я самоуверенному оратору.
– Мне, например, об этом ничего не известно. А вам?

–  Да нет, я лично, признаюсь, тоже этого не наблюдал, - ответил офицер, несколько сконфуженный моим внезапным допросом.

–  Если уж речь зашла о краже скота, господа, то я могу рассказать вам забавный случай, имеющий непосредственное отношение к теме нашего разговора. Если разрешите, я расскажу вам.

–  О, конечно, безусловно мы готовы послушать!

Я кратко изложил эпизод с кражей скота адвоката Грабба, опустив, конечно, все имена.

Мой рассказ вызвал некоторую сенсацию. Я видел, что он произвел впечатление на генерала; агент же был явно раздражен. Я чувствовал, что его гораздо больше устроило бы, если бы я держал язык за зубами.

Самое большое впечатление мой рассказ произвел на Ринггольдов - отца и сына. Оба побледнели и встревожились. Кроме меня, пожалуй, никто не заметил этого, но мне стало ясно, что они знают больше, чем я.

Затем все начали говорить о том, сколько беглых негров может скрываться между индейцами и может ли их помощь оказаться существенной в случае вооруженного столкновения. Это был серьезный вопрос. Все знали, что в резервации обосновалось много негров и мулатов: одни в качестве земледельцев, другие в качестве скотоводов. Немало их бродило по саваннам и лесам с винтовкой в руке, целиком отдавшись настоящей жизни вольного индейского охотника. Были высказаны различные мнения: одни предполагали, что их наберется около пятисот человек, а другие считали, что не меньше тысячи. Негры все до единого человека будут против нас - с этим все согласились единодушно. Здесь не могло быть двух мнений!

Некоторые считали, что негры будут драться плохо, другие - что храбро. Последнее предположение было гораздо ближе к истине. Все соглашались, что негры окажут большую помощь противнику и доставят нам уйму хлопот. А некоторые даже утверждали, что мы должны больше опасаться «беглецов» черных, чем красных. Это был своеобразный каламбур.

Не могло быть сомнений, что в предстоящей борьбе негры возьмутся за оружие и что они будут решительно действовать против нас. Знание «обычаев» белых делало их опасными противниками. Кроме того, негры не трусы, им часто представлялся случай доказать свою храбрость. Поставьте негра лицом к лицу с настоящим врагом - из плоти, кости и крови, вооруженным винтовкой и штыком, - и он не будет увиливать от опасности. Другое дело, если враг бестелесный и принадлежит к миру злого бога Обеа. В душе необразованных детей Африки очень сильны суеверия. Они живут в мире призраков, вампиров и домовых, и их ужас перед этими сверхъестественными существами есть подлинная трусость.