Его совсем не успокоил визит друга, Розенвельда, когда тот вошел в комнату, как он обычно имел обыкновение делать по утрам. Это было слишком рутинное посещение, чтобы отвлечь Майнарда, особенно от таких грустных мыслей. Граф сильно изменился в последнее время. Он также имел несчастье подобного рода — он влюбился, вот только в кого, он пока хранил это в секрете.

В таких вопросах друг-мужчина может посочувствовать, но не утешить. И то — только в том случае, если он умеет это делать.

Розенвельд задержался ненадолго, и при этом он был немногословен.

Майнард не знал предмета его поздно родившейся страсти — даже ее имени! Он только полагал, что это могла быть довольно необычная леди, которая сумела так изменить его друга — человека, до этого настолько безразличного к прекрасному полу, что он часто говорил о том, что умрет холостым!

Граф удалился весьма поспешно, не без того, чтоб сделать намек, почему. Майнард обратил внимание, что одет он был с необычной изысканностью — усы были напомажены, а волосы источали аромат!

Он признал, что причина всего этого — свидание с леди. Кроме всего прочего, он собирался задать ей некоторый вопрос.

Он не сказал, какой, но у его старого товарища осталось впечатление, что речь идет о предложении.

Перерыв был не без ряда веселых моментов, и это на некоторое время отвлекло Майнарда от его болезненных мыслей.

Но лишь на весьма короткое время. Очень скоро они возвратились к нему, и снова, наклонившись, он перечитал письмо Бланш Вернон, записку, которая оставалась лежать на столе.

Едва он закончил чтение, как раздался стук в дверь — знакомый звук «ра-та», — который выдал почтальона.

— Письмо, сэр, — сказал слуга, обслуживавший меблированные комнаты, когда вошел в комнату к Майнарду.

Не было необходимости вести лишние переговоры, стоимость пересылки была оплачена, и Майнард принял письмо.

Адрес на конверте выдавал почерк джентльмена. Это было новым для него. Впрочем, ничего странного в этом не было. Писатель, быстро добившийся известности, он получал такие письма регулярно.

Однако он все же перевернул конверт, чтобы вскрыть его. В глаза ему бросился герб, который он узнал сразу. Это был герб Вернон!

После этого он вскрыл тщательно запечатанный конверт дрожащей рукой, медленно и осторожно.

Затем пальцами, дрожащими как листья осины, развернул вложенный лист бумаги, также помеченный гербом.

Пальцы перестали дрожать, когда он прочел:

"Сэр,

Вашими последними словами ко мне были: — 'Я НАДЕЮСЬ, ЧТО ПРИДЕТ ВРЕМЯ, КОГДА ВЫ БУДЕТЕ МЕНЕЕ СТРОГО СУДИТЬ МЕНЯ ЗА МОЕ ПОВЕДЕНИЕ!' Моим ответом Вам, если я запомнил верно, было: — 'ВРЯД ЛИ!'

Будучи старше Вас, я считал себя более мудрым. Но даже самый старый и самый мудрый человек может иногда ошибаться. Я не считаю для себя унизительным признаться, что это было так, именно я по отношению к Вам ошибался. И если, сэр, Вы можете простить меня за мое резкое — я бы даже сказал варварское — поведение, то меня бы очень обрадовало Ваше появление здесь, чтобы я снова мог приветствовать Вас как моего гостя. Капитан Майнард! Я очень изменился с тех пор, как Вы в последний раз видели меня, — изменился в душе и как человек. Я нахожусь на своем смертном одре, и я хотел бы увидеть Вас перед тем, как покину этот мир.

Есть еще один человек, который ухаживает за мной и который желает того же. Добро пожаловать!

ДЖОРДЖ ВЕРНОН."

Во второй половине того же дня в поезде из Лондона до Танбридж Веллс ехал пассажир, который направлялся в Севеноакс Кент.

Фамилия этого джентльмена была Майнард!

Менее недели прошло с тех пор, как состоялся печальный разговор между графом Розенвельдом и капитаном Майнардом в комнате последнего, и вот эти двое мужчин снова встретились в той же самой квартире.

На этот раз — при изменившихся обстоятельствах, что было видно по настроению обоих.

Оба выглядели веселыми и радостными, как будто во всей Европе победила Республика!

Они не только выглядели так, они на самом деле имели все основания для радости.

Граф вошел в комнату. Капитан как раз собирался уходить.

— Какая удача! — вскричал последний. — Я как раз собирался отправиться искать тебя!

— И я пришел, потому что искал тебя! Капитан, я, пожалуй, скучал без тебя. Я не пожалел бы и пятидесяти фунтов, чтобы только увидеть тебя!