– Скажи что-нибудь, я боюсь...

– Ко-ого?
– протянул насмешливо.

– Их, они всесильны. Тебя - ты непонятен. Женя, Женечка, не покидай меня, милый, любимый!
– повисла на шее, слезы заливают лицо, душат.
– У меня... У меня... дамские дела задерживаются, а если что?!
– смотрела, не отрывая глаз, Евдокимов с кривой усмешкой снял ее руки.

– От кого?

Широко раскрытые глаза, ужас ширился и расплывался в зрачках.

– Что... от кого?

– Ребенок - от кого?
– спросил сквозь зубы.
– Ты, девочка, не на того напала! Я тебе не лох с Крещатика, я тебе не эсер, которым тебя начальство подставляет! Ты эти речи, надежды эти - оставь!

Что-то клокотало в горле у Евгения Анатольевича, он скорее булькал, нежели говорил. Катя отвернулась, замолчала и до самого особняка не произнесла ни слова. Впустил Ананий, на его по-детски пухлом лице светилась радостная улыбка, отчего оно - круглое, как полная луна, - казалось еще круглее.

– Вси давно собралися, ждут, вы подымайтесь, а я покамест самоварчик сооружу! Я когда вас обоих вижу- такая радость в серьдце бушует.

– Не нагрянут?

– Оне и так весь день - сменщик сказывал - гоняли наших гостей болезных и вдоль и поперек-с! Не-е, не пожалуют, здесь правило есть: сначала телефонируют, потом - заезд, так-то вот...

"Ну, это он, пожалуй, и прав...
– сообразил Евдокимов.
– И каких только чудовищных и наиглупейших инструкций не наплодил департамент за полвека! Скажем, запрещено офицерам работать с секретной агентурой - за редким исключением. А почему? Агентура - материя тонкая, а господа офицеры чуть что - больше в морду норовят..."

В столовой уже ожидали. Мищук сидел рядом с Зинаидой Петровной, нежно сжимая ее руку, Красовский нервно выхаживал у окна. Женщины радостно бросились друг другу в объятия, мужчины поздоровались сдержанно; Евдокимов сразу заметил: что-то не так.

– Николай Александрович не в себе...
– с усмешкой заметил Мищук.
– Нам сказывать отказался. Я так думаю - надобен просвещенный жандармский ум...

– Да, господа, - улыбнулся Евдокимов, - осел останется ослом, хотя осыпь его звездами, жандарм - жандармом. Евгений Францевич, не я источник бед - ваших и любезной Зинаиды Петровны.

– Господь с вами!
– вскинулась Зинаида.
– Вы спаситель наш!

Красовский сел за стол и, положив на скатерть сомкнутые кулаки, начал рассказывать о знакомстве с "консерваторским студентом" Махалиным Сережей. Язык у пристава был красочный, образный, особенно с большим удовольствием живописал Николай Александрович расцвеченную физиономию чиновника, сломанные стулья.

– Я бы и захохотал от души, - пояснил.
– Да уж не до того было.

Выслушав подробности, Евгений Анатольевич глубоко вздохнул:

– Первое. Драка по поводу стульев - отвлекающий спектакль. Они шли за вами по пятам и просто не успевали посадить своего человека точно по вашему курсу. Либо человек опаздывал. Вы говорите - у чиновника по лицу кровавая каша потекла?

Красовский кивнул.

– Еще раз смотрю мысленно - так и есть.

– А много вы случаев знаете, чтобы от удара кулаком так "текло"? Евдокимов насмешливо щурился.
– Или ударили ломиком, ножом?

– Нет-нет, кулаком...
– ошеломленно покачал головой Красовский. Господи, какой же я дурак... Такой простой трюк - и не понял!
– зло ткнул себя в ухо и замотал головой, мыча от огорчения.

– Это значит, - вдохновенно подхватил Евдокимов,- что они работали свою комбинацию! Они подставляли вам своего агента, вот и все!

– Женя...
– Катя смотрела ошеломленно, враз позабыв все обиды.
– Какой ты невероятно умный...

Мищук встал.

– Господа, вы понимаете: нас всех желают сделать актерами в пиеске, написанной драматургом Охраны!

– Или в осмыслении событий, уже свершившихся, - покачал головой Евгений Анатольевич.
– Что будем делать, господа?

– Господа, - Зинаида Петровна нервно стиснула пальцы, - мы плывем по течению, нас всех сунули в речку, и мы плывем, мы делаем то, что им надобно, господа!

– Ну, слава богу!
– хмыкнул Красовский.
– Теперь среди нас два человека из департамента: трудник и сотрудник, нам помогут, не так ли?

Катя обиженно фыркнула:

– Вы, Николай Александрович, человек прямолинейный и грубый! Хорошо. Я уйду. Господин Евдокимов уйдет. Вон, Ананий... Минуточку, он кажется самовар несет...

Вошел Ананий с самоваром, пыхтящим на подно се, радостно пригласил "попить чайку" с широкой улыбкой удалился.

– Нам еще дров наколоть, а за телефон не беспокойтесь, я его со двора услышу!

– Представьте, и Ананий перестанет помогать? С кем останетесь? Что станете делать?
– напористо продолжала Катя.
– Господа, мы должны быть вместе, мы должны забыть обиды и подозрения, мы должны исповедаться. Пусть каждый откроет душу товарищам...

– Мерзейшее словцо...
– заметил Евдокимов.
– Когда при мне упоминают "товарища министра внутренних дел", как бы заместителя - меня откровенно тошнит!