Он вернулся к креслу, в котором сидел, рухнул в него, закрыл лицо руками и зарыдал.

Злость, охватившая ее, иссякла. Осталась только жалость. Она положила пилку для ногтей на туалетный столик и подошла к нему.

— Я уеду. Ты можешь получить развод.

Он посмотрел на нее сквозь растопыренные пальцы.

— Тебе-то легко, — между всхлипываниями выговорил он. — А каково будет мне? Все узнают, что произошло, и будут смеяться за моей спиной.

— Никто не узнает, — возразила Салли. — Я уеду туда, где и не слышали о Детройте.

— Меня сейчас вырвет! — он вскочил и бросился в ванную.

Через открытую дверь она услышала, как его выворачивает над унитазом. Последовала за ним. Он стоял согнувшись, тело его дрожало, казалось, он вот-вот упадет.

Салли приблизилась, поддержала его голову ладонью.

Он привалился к ней, дрожь постепенно стихла. Свободной рукой Салли включила холодную воду, смочила полотенце, приложила к его лбу. Лорен начал распрямляться. Мокрым полотенцем она стерла остатки блевотины с его губ и подбородка.

— Как я тут напакостил, — сказал он. Блевотина попала и на тыльную сторону крышки, и на края унитаза.

— Ничего страшного, я все уберу. Иди в комнату и ляг.

Когда через несколько минут она вышла из ванной, в ее спальне никого не было. По открытой двери она догадалась, что он у себя.

Лорен-младший лежал на покрывале, прикрыв рукой глаза.

Она шагнула к нему.

— С тобой все в порядке?

Не получив ответа, повернулась, чтобы уйти.

— Не уходи, — прошептал он. — У меня такая слабость. Перед глазами все кружится.

Салли вернулась к кровати, посмотрела на него.

Бледное, потное лицо.

— Тебе нужно чем-то наполнить желудок. Я попрошу принести чай с молоком.

Она дернула за кисть сигнального Шнура. Минуту спустя в дверях возник дворецкий.

— Принесите чай с молоком для мистера Хардемана.

— Да, миссис.

Когда за ним закрылась дверь, она повернулась к мужу.

— Давай я помогу тебе раздеться. Ты сразу почувствуешь себя лучше.

Как ребенок, он позволил ей раздеть себя и помочь натянуть пижаму. Постоял, пока она разбирала постель.

Улегся и укрылся до подбородка.

Дворецкий принес чай и молоко, поставил поднос в ногах Лорена. Тот сел. Салли налила ему полчашки чая, добавила столько же молока.

— Выпей. Тебе полегчает.

Пил он маленькими глотками, на щеках затеплился румянец. Когда чашка опустела, она вновь наполнила ее.

— Ты не будешь возражать, если я закурю?

Он покачал головой. Салли сходила в свою спальню, вернулась с сигаретой.

— Тебе лучше?

Он кивнул.

Салли глубоко затянулась, едкий дым неприятно щекотал ноздри.

— Извини, я не хотела причинять тебе боль.

Он не ответил.

— Честно говоря, я намеревалась просто уехать и оставить тебе записку. Я не хотела, чтобы ты об этом узнал.

И доктор обещал никому ничего не говорить.

— Ты забыла предупредить его, что и мне тоже ничего говорить не следует. Я никак не мог взять в толк, о чем идет речь, когда, встретившись со мной в клубе, он стал поздравлять меня.

— Так или иначе, я завтра уезжаю. Разводом займешься сам. Я подпишу любые бумаги. Мне ничего не нужно.

— Нет!

Салли изумленно уставилась на него.

— Никуда ты не поедешь.

— Но…

— Ты останешься и родишь ребенка. Как будто ничего и не случилось.

Салли предпочла промолчать.

— Скандал может повредить компании. Мы сейчас пытаемся получить в банке пятьдесят миллионов для подготовки производства модели 1930 года. Ты думаешь, кто-нибудь ссудит нам такие деньги, если эта история выплывет наружу? Все банки отвернутся от нас, будь уверена. А отец убьет меня, если своими действиями я лишу компанию столь важного займа.

Потом они долго сидели в тишине. Салли докурила одну сигарету, взяла вторую.

— Почему ты ничего не делала? — наконец спросил он. — Почему так долго тянула?

— Когда я узнала, что беременна, было уже поздно.

Ни один доктор не взялся бы за это. После рождения ребенка у меня сбился цикл.

— Ты не собираешься сказать мне, кто отец?

Она покачала головой.

— Нет.

— И не надо, — он усмехнулся. — Я и так знаю.

Салли молчала.

— Это он.

Лорен не назвал отца по имени, но Салли и так все поняла.