Перед нами по-прежнему поднимались горы. Ровные склоны, покрытые льдом, сверкали в слабом солнечном свете как песок в Пендже и слепили глаза. Я отгородился от блеска ладонью.

– Хороший день, – заметила Дел. – Облака такие тонкие, что сквозь них пробивается солнце. Видишь вокруг него кольцо? Оно становится все шире, значит погода исправляется. Боги за нас.

– Хм, – процедил я, не разделяя ее оптимизма. – Как здесь можно жить? Как вы здесь выживаете?

– Это ты занимаешься выживанием, – Дел усмехнулась и откинула на спину перепутанные ветром волосы. – Люди приспосабливаются, Тигр… даже такие, как ты. И когда ты приспособишься к Северу…

– Я не собираюсь приспосабливаться к Северу, – грубо рявкнул я. – Когда ты закончишь с этим судом, я вернусь на Юг.

Дел слишком торопливо отвернулась.

– Пора ехать, Тигр. Мы рискуем попасть в другую бурю.

– Но ты только что сказала, что погода исправляется.

– Может я соврала.

Я вздохнул и посмотрел туда, откуда мы пришли.

– Я не вижу гончих.

– Мы недавно свистели, – напомнила Дел.

– Тогда почему бы им просто не сдаться?

Она покачала головой.

– Не знаю, Тигр. Может они как я… может их песня еще не закончена.

Я резко посмотрел на нее: снова мистика и загадочность. И как всегда от таких мыслей во мне поднялось раздражение.

– Вряд ли. Я думаю, звери…

– А я думаю, – не дала она мне закончить, – что кто-то заставил их петь.

– Дел, брось.

Она вытянула руку, показывая на линию деревьев далеко внизу, где скрывались наши следы.

– Кто-то отправил их за нами, Тигр… кто-то приказал им не отставать от нас. Свисток держит их на расстоянии, но не отсылает. У тебя есть другие объяснения?

– Может они просто голодные?

Она испепелила меня взглядом.

Я повернулся к жеребцу и запрыгнул на спину, едва подавив стон. Запястье болело, но сообщать об этом Дел я не собирался. Она наверняка использовала бы мою жалобу для очередного невразумительного доказательства превосходства женщины над мужчиной.

– Ты едешь? – спросил я.

Дел взяла меня за запястье – то, которое болело – и запрыгнула на мохнатый круп. За время нашего путешествия жеребец похудел, ему приходилось везти двоих, но он был настойчивым, упрямым и храбрым, и я знал, что он никогда не сдастся.

Так же, как и Делила.

Дел наклонилась вбок и вытянула руку вперед, прижавшись к моей спине.

– Видишь, впереди, – сказала она. – Стаал-Уста.

Я взглянул и не смог скрыть удивления: она показывала на озеро, стеклянно-черное озеро среди высоких гор. В середине озера плавал остров.

– Это? – на всякий случай уточнил я.

– Это, – подтвердила она. – К берегу ведет тропинка.

Тропинку мы вскоре нашли. Она ныряла вниз и извиваясь вела к черной воде. У меня не возникло желание спуститься – озеро казалось бездонным, а плавать я не умел.

– Баска…

Но Дел уже соскочила с жеребца и широкими шагами дошла до начала тропинки. Здесь ветер дул постоянно, хотя и не с ураганной силой. Он сдувал с промерзшей темной земли и черных валунов редкие снежинки. Дел застыла. Ветер играл ее волосами за спиной, а она смотрела вниз, на Обитель Мечей. Не знаю, что она там видела, но Дел менялась на глазах.

Я отпустил жеребца и позволил ему выдирать жесткую волокнистую траву, растущую на небольших холмиках между камнями. Это занятие должно было отвлечь его от мыслей о побеге. Я подошел со спины к Дел и положил руки ей на плечи. Пряди волос запутались в моей бороде, светлые на каштановом, и криво улыбнувшись, я освободил их.

Дел глубоко вздохнула.

– Шесть лет назад я пришла сюда одна, потому что у меня была цель. Больше никто не мог отомстить за убийство моей семьи: не осталось ни близких, ни дальних родственников. Только я, пятнадцатилетняя девочка, которая поняла, что только меч может принести освобождение и ей, и ее брату, если она решится взяться за это дело, – голос Дел стал тверже. – И я выбрала. Тогда я сделала выбор сама. Но теперь я вернулась с незаконченной песней, чтобы выбор сделали за меня: жить мне или умереть.

Я рассматривал снежные склоны гор, построившихся рядами вокруг озера. Берега острова были изрезаны как кружево. Голые ветки деревьев перепутались и в этот черно-белый узор вплетались голубоватые иголки незнакомых мне, нечувствительных к холоду деревьев. Цвета были грязными и скучными, как и сам зимний пейзаж: дымно-голубой и серо-стальной, подернутый траурной белизной. С высоты остров казался совсем маленьким, но мы с его берегов были еще меньше. Если нас вообще могли видеть.

Я сжал ее плечи.