Шрифт:
– Ладно. Я не собираюсь воевать с тобой сейчас.
Лора отвернулась и медленно пошла прочь. Ей казалось, что она вот-вот сломается, просто физически рассыплется на мелкие части.
– Али, слезай с лошади! – Майкл потянулся к уздечке, не обращая внимания на недоуменный взгляд Али; никогда еще он не говорил с ними так резко. – Слезай. Немедленно.
– Но мой урок еще не закончился!
– Закончился, закончился. Теперь ты получишь другой урок. – Как только ноги Али коснулись земли, Майкл накинул поводья на забор и посадил девочку на верхнюю жердь, чтобы их глаза оказались на одном уровне. – Ты считаешь, что имеешь право так разговаривать с матерью?
– Когда я говорю с ней спокойно, она не желает слушать…
– Нет, это ты не желаешь слушать и не желаешь ничего видеть. Но я слушал. И хочешь знать, что я услышал? – Он схватил девочку за подбородок, не позволяя опускать голову. – Я услышал. как избалованная, неблагодарная девчонка грубит своей маме.
Полные слез глаза широко раскрылись от изумления.
– Я не избалованная!
– Ну, тогда ты – отличная актриса. Думаешь, что достаточно щелкнуть пальцами, чтобы исполнилось любое желание? Или устроить истерику, если твое желание не выполнят достаточно быстро?
– Но это мои деньги! – пылко возразила Али. – Она не имеет никакого права…
– Ошибаешься. Она имеет все права. Твоя мама только что отпахала целый день на двух работах, чтобы у тебя был прекрасный дом и еда на столе. Чтобы ты могла брать уроки музыки и танцев и ходить в чертовски дорогую школу.
– Я всегда здесь жила! Ей совсем не обязательно работать. Она просто уходит, чтобы не сидеть дома.
– Раскрой глаза! – сказал Майкл и тут же признался себе, что сам слишком долго оставался слепым. – Ты достаточно взрослая и достаточно умная, чтобы понять, что происходит.
Слезы ручьями потекли по бледным щекам.
– Она сама виновата! Это она развелась с ним и заставила его уйти!
– И ты полагаешь, она сделала это специально, чтобы отравить тебе жизнь?
– Вы не понимаете! Никто не понимает!
– Глупости. Я все прекрасно понимаю и только поэтому до сих пор не содрал с тебя шкуру.
– Вы не можете меня отшлепать! Майкл наклонился к самому ее лицу.
– Ты уверена? Поспорим?
Не может быть! Али не верила своим ушам, но ей стало страшно, и она крепко сжала губы.
– Вот так-то лучше, – похвалил Майкл. – А эту лошадь я тебе не продам.
– Но, мистер Фьюри…
– И не приходи в конюшню, пока не извинишься перед мамой. А если я еще хоть раз услышу, как ты кричишь на нее, я тебя точно выпорю.
Он снял девочку с забора. Оказавшись на собственных ногах и на твердой земле, Али вызывающе подбоченилась.
– Вы ничего не можете со мной сделать! Вы – просто арендатор!
– Зато я сильнее. – Майкл спокойно подошел к забору и потрепал по холке терпеливо ожидающую лошадь. – И в данный момент, мисс Риджуэй, вы находитесь на моей территории.
– Я вас ненавижу! Я всех ненавижу! – задыхаясь от ярости и рыданий, крикнула Али и бросилась бежать.
– Да, я понимаю, что ты чувствуешь, – прошептал Майкл, гладя шею кобылы.
– Вы кричали на нее!
Майкл вздрогнул и обернулся. Кейла сидела на лошади, зачарованно глядя на него расширившимися от изумления глазами. Дьявол, он совсем забыл о публике!
– На нее никто никогда не кричит. Мама пару раз кричала, но всегда потом жалела.
– Я не жалею. Она это заслужила.
– А вы бы и вправду ее отшлепали? Вы бы и меня отшлепали, если бы я плохо себя вела?
Серые проницательные глазищи светились таким серьезным вниманием, что Майкл сдался. Он выхватил Кейлу из седла и крепко обнял.
– Я бы тебя так отодрал, что ты неделю сидеть не смогла бы!
Девочка только крепче прижалась к нему.
– Я люблю вас, мистер Фьюри.
Майкл почувствовал, как комок подступил к горлу. Что же он наделал, черт побери?!
– Я тоже тебя люблю, – прошептал он и тут же с изумлением осознал, что впервые в своей жизни признался женщине в любви. – Мне кажется, я был все-таки слишком жесток с ней, – добавил он, вспоминая несчастное личико Али.
– Я знаю, куда она побежала. Она всегда там сидит, когда бесится.
«Надо остановиться, – подумал Майкл. – Все это меня не касается. Надо… Проклятье».
– Пойдем, найдем ее.
11
Али пробежала по лужайке, продралась сквозь заросли глицинии на глухую, еле заметную тропинку и нырнула под арку, сплетенную ветвями густых тисов. Сердце ее разрывалось от гнева и стыда. Горькие мысли отбивали барабанную дробь в голове. Никто ее не понимает, никто не любит… И она тоже никого не любит, никого! И никогда не полюбит. Скорее бы добраться до своего убежища!