Шрифт:
Когда Ева почувствовала, что не может выйти из машины и арестовать их за сексуальные домогательства, она поняла, что ее усталость превысила все допустимые нормы.
Она откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. Тем временем датчики заметили, что на светофоре зажегся зеленый, и машина двинулась.
Ева снова представила себе квартиру Моники. На этот раз шампанское. Она узнала этикетку одного из заводов Рорка и вспомнила, что эта бутылка стоит около тысячи долларов. Слишком много за какие-то пузырьки…
На сей раз он принес бокалы в спальню, но все остальное не изменилось.
«Пленники привычек, – сонно подумала Ева. – Соблюдают их по очереди. И, очевидно, подсчитывают набранные очки. Ведь большинство игр – это соперничество, верно? С Моникой ему не удалось достичь цели. Может быть, они попытаются закончить дело? Или просто лягут на дно и будут терпеливо ждать, пока шум не уляжется?..»
Ева заерзала на кожаном сиденье, пытаясь найти более удобную позу.
Утром нужно будет позвонить Майклсу и узнать о состоянии больной. Сменить охрану. Первую вахту она доверила исполнительному Трухарту; этот парень знает свое дело. Потом она проверит данные об «Аллегани» и клинике Форрестера. Свяжется с доктором Теодором Макнамарой. Напомнит Фини, чтобы тот еще раз постарался преодолеть систему защиты счета, номер которого нашел Чарльз. И продолжил изучение компьютера, изъятого в киберкафе.
Пока что ей ничего не удалось узнать про розы. Нужно будет сделать еще один заход с цветами.
Черт побери, придется принять тонизирующее и эти дурацкие анальгетики, иначе голова лопнет!
Ева ненавидела лекарства. Ей казалось, что, принимая их, она расписывается в собственной глупости или слабости.
Теперь лекарства растекались по телу Моники. Заставляли сокращаться сердце, очищали клетки мозга и еще бог знает чего. Если все пойдет хорошо, она очнется. И вспомнит.
Конечно, она будет испугана, ошарашена и сбита с толку. Разум сначала откажется понимать, что произошло с ее телом. У девушки будут провалы в памяти, и на некоторые вопросы она ответить не сможет.
Ева знала, что разум пользуется любой возможностью, стремясь защитить себя от ужаса. Очнуться в больнице, ощущая боль, видя вокруг приборы и незнакомые лица… Разуму остается только спрятаться.
«Как вас зовут?»
Об этом ее уже спрашивали. Так поступают первым делом. Врачи и копы, которые стоят у кровати и хмуро смотрят на жертву сверху вниз.
«Как тебя зовут, малышка?»
От этих слов у Евы гулко забилось сердце, и она обхватила себя руками. Малышка. С малышками всегда случается что-нибудь ужасное.
Сначала они думали, что она немая. Либо психически ненормальная. Но она могла говорить. Просто не знала, что именно следует отвечать.
Коп не понимал этого. Он привел врачей и каких-то других людей в белых и светло-зеленых халатах.
Позже Ева поняла, что именно полицейские обнаружили ее в темном закоулке, где она пряталась, покрытая грязью, потом и запекшейся кровью. Она этого не помнила, но ей так сказали.
Эти незнакомые люди говорили с ней мягко, ощупывали и выстукивали. Но, как и у копа, в их глазах не было улыбки. Только мрачность или высокомерие, смешанные с жалостью. И вопросы, вопросы, вопросы…
Когда кто-то принялся обследовать ее разорванное влагалище, она стала драться, как звереныш. Зубами, ногтями, с рычанием и воплями раненого животного.
И тут медицинская сестра заплакала. По щеке женщины, которая держала Еву и ждала, пока подействует успокоительное, покатилась слеза.
«Как тебя зовут? – спросил коп, когда она снова пришла в себя. – Где ты живешь? Кто обидел тебя?»
Ева этого не знала. Не хотела знать. Она закрыла глаза и снова попыталась забыться.
Иногда лекарства действительно помогали ей забыться. Но если они действовали слишком сильно, Ева вновь начинала ощущать ледяной воздух, запах грязи и крови. Она боялась этого больше, чем незнакомых людей с их негромкими вопросами.
Иногда в этом холоде рядом с ней кто-то был. Она ощущала запах мятных леденцов и прикосновения пальцев, которые казались ей похожими на тараканов, разбегавшихся по полу, когда зажигали свет.
Когда эти пальцы касались Евы, даже лекарства не могли заглушить ее крики.
Они вполголоса переговаривались и думали, что она ничего не слышит, ничего не понимает.
«Избита, изнасилована. Продолжительное сексуальное и физическое насилие. Плохое питание, обезвоживание, сильные физические и эмоциональные травмы.
Ей повезло, что она выжила.
Ублюдка, который сделал это, следовало бы разрезать на куски.
Еще одна жертва. Мир полон жертв.
Никаких документов нет. Назовем ее Евой. Евой Даллас…»
Когда машина затормозила, Ева проснулась и уставилась на темный дом с ярко освещенными окнами.
У нее тряслись руки.
«Утомление, – сказала она себе, выбираясь из машины. – Всего лишь утомление. То, что я отождествила себя с Моникой Клайн, вполне естественно. Просто еще одно направление следствия».