Шрифт:
Теперь она знала, кто она такая. Она стала Евой Даллас и достойно носила это имя. Но то, чем она была раньше, то, что было прежде, изменению не поддавалось.
Испуганный ребенок все еще жил в ней, и это было невозможно исправить… Ладно, в конце концов, главное – что они обе выжили.
Ева поднялась наверх, сняла портупею, разделась и, пошатываясь, побрела к кровати. Забравшись под гладкие теплые простыни, она приказала замолчать голосам, эхо которых звучало в ее мозгу.
В темноте Рорк обнял ее и прижал к себе. Ева спиной ощущала биение его сердца, прикосновение сильной руки, обвивавшей ее талию.
На глаза навернулись слезы, и это напугало ее. Внезапное ощущение холода предупредило ее, что сейчас начнется дрожь.
Она повернулась к мужу и прижалась к нему.
– Ты нужен мне, – сказала она, найдя его губы. – Нужен.
Отчаянно нуждаясь в тепле, она вцепилась в плечи Рорка, ощущая запах и вкус его тела. Темнота не мешала этому. Рядом с ним вопросов не существовало. Существовали только ответы. В груди Евы отдавалось биение его сердца. Он был с ней. Рядом. Ближе всех на свете.
– Скажи, как меня зовут.
– Ева. – Его теплые губы коснулись синяка на подбородке и отогнали боль. – Моя Ева.
«Такая сильная, – думал он. – Такая усталая. Какие бы призраки ни жили в ее мозгу, она с ними борется. И я тоже. Она ищет не нежности, а успокоения». Он провел рукой по ее телу, стремясь дать Еве это успокоение.
Она дрожала, но уже не от холода. И не от усталости. Когда рука Рорка нашла ее грудь, Ева выгнулась всем телом. Быстрые короткие укусы разжигали в ней пламя, прикосновения языка обдавали жаром. Она порывисто задышала и сжала Рорка в объятиях.
Он любил ее стройное тело и знал, что никогда не сможет насытиться. Ее нежная кожа была горячей, влажной и скользкой, как шелк. Ее губы обжигали как огонь и сводили с ума.
– Скорее! – Ева оседлала его. – Скорее!..
Она сама овладела им. Ее бедра двигались с умопомрачительной скоростью. Рорк видел в темноте ее сверкающие глаза.
Он позволял ей раз за разом овладевать им, пока Ева не запрокинула голову. Оргазм пробил ее тело, как кулак пробивает стекло.
А потом она обессилела.
Тогда Рорк приподнялся, привлек к себе ее трепещущее тело, и они оба уснули.
Ева рухнула в сон, как в пропасть, и лежала в ней ничком целых три часа.
Проснувшись, она почувствовала, что ей сильно полегчало. И почти убедила себя, что не испытывает никакой головной боли. Она была уверена, что пара глотков спиртного поможет лучше любого лекарства.
Ева не вылезала из постели, пока рядом с ней не присел полностью одетый Рорк. В спальне светился экран компьютера с утренними новостями, и аппетитно пахло кофе.
В руке мужа была таблетка; на тумбочке стоял стакан с какой-то подозрительной жидкостью.
– Открой рот, – велел он.
– Ни за что!
– Мне бы не хотелось оставлять на тебе новые синяки, но если понадобится, я это сделаю.
Ева знала, что применение грубой силы иногда доставляет ему удовольствие.
– Мне ничего не нужно. Ты настоящий мучитель, помешанный на лекарствах.
– Никогда не слышал ничего приятнее.
Рорк молниеносно зажал мочку ее уха пальцами, повернул запястье, и это движение невольно заставило ее открыть рот. Муж сунул в него таблетку.
– Этап первый!
Ева попыталась стукнуть его, но тщетно. Рорк дернул ее за волосы и вылил в рот содержимое стакана. Еве пришлось сделать два глотка, лишь потом она сумела отстранить стакан.
– Я тебя убью!
– Сделай одолжение. – Рорк прижал ее к подушке и заставил допить остальное. – Этап второй.
– Рорк, можешь считать себя трупом. – Она вытерла мокрый подбородок. – Ты еще сам не знаешь об этом, но уже мертв.
– Я бы не стал прибегать к таким мерам, если бы ты сама заботилась о собственном здоровье.
– А когда ты наконец поймешь, что мертв, и упадешь на землю…
– Ну что, полегчало?
– …и будешь там лежать, я наступлю на твой холодный труп, потом открою шкаф, где ты держишь лекарства, и сожгу его.
– Милая, не злись. Да, теперь я вижу, что тебе полегчало, – кивнул он.
– Я тебя ненавижу!
– Знаю. – Рорк наклонился и нежно поцеловал ее. – И я тебя. Самое подходящее настроение для яиц по-бенедиктински. Прими душ, а потом позавтракаем.
– Я с тобой не разговариваю.