Шрифт:
– Проверка на бесплодие – вещь неприятная и глубоко личная. Особенно для человека с гипертрофированным самолюбием. – Ева обернулась и посмотрела на мужа.
– Ты интересуешься моим мнением, потому что у меня гипертрофированное самолюбие?
– Дружок, твоим самолюбием можно было бы заасфальтировать Мэдисон-сквер. Но оно у тебя совсем другое, чем у этого недоумка. Может быть, именно этим объясняется его уход из частной практики в науку. Он занялся изучением сексуальных расстройств и бесплодия… Давай-ка проверим, что представляет собой его дочь.
Ева снова села за компьютер и запросила сведения о Саре Данвуд, урожденной Макнамара.
– Я человек добродушный, – начал Рорк, – а потому прощаю тебе это страшное оскорбление. Более того, я выполнил твое поручение. Сообщения не только блокированы. Они будут передаваться на специальный адрес, который я создал для тебя.
– Я не просила передавать их мне, – нахмурилась Ева.
– Семь бед – один ответ. – Рорк поднял ее со стула, обхватил руками ягодицы и крепко прижал к себе. – Вот. Это вправит тебе мозги.
– Не отвлекай меня. Я на работе. И, вообще, успокойся. Что с тобой сегодня?
– То же, что всегда. – Рорк засмеялся и отпустил ее. – Ладно, давай посмотрим, что у нас есть на эту даму.
– Ей пятьдесят три года, – задумчиво пробормотала Ева. – С самого начала пошла по стопам отца. Те же школы, те же высшие учебные заведения, те же больницы. А потом наука. Один брак. Один ребенок. Под копирку! За исключением того, что у нее родился мальчик. Посмотри-ка на его дату рождения! Через год после начала проекта. К тому времени она была замужем целых восемь лет. Меня ничуть не удивило бы, если бы эта женщина проводила опыты на самой себе.
Ева шумно выдохнула.
– Но такое это имеет отношение к убийству, черт побери? А ведь связь есть, нюхом чую! Ее муж тоже был участником творческого коллектива, но он слишком стар, чтобы оказаться одним из подозреваемых. А сын слишком молод. Хотя… Сколько ему – двадцать один, двадцать два? Не так уж и молод. Давай-ка запросим сведения о Люциусе Данвуде.
Пока компьютер выводил на экран данные о Люциусе Данвуде, всего в нескольких кварталах от жилища Рорка сам Люциус шел в парадную гостиную своего городского дома. Дед редко наносил ему визиты, а таких скоропалительных и вовсе никогда не было.
Если король спустился со своего трона – значит, у него были для этого веские причины. При мысли о том, каковы могут быть эти причины, у Люциуса вспотели ладони. Он рассеянно вытер их, о слаксы, пригладил густые рыжие кудри и, войдя в комнату, изобразил веселую улыбку.
– Дедушка, какой приятный сюрприз! Я не знал, что ты вернулся.
– Я прибыл вчера вечером. Где Кевин?
– Как всегда, за своими компьютерами. Может быть, выпьешь? У меня есть отличный шотландский виски. Думаю, он придется тебе по вкусу.
– Люциус, это не визит вежливости. Я хочу поговорить с тобой и с Кевином.
– Конечно. – По спине Люциуса потекла струйка пота. Он поднял трубку внутреннего телефона, нажал несколько кнопок и небрежно сказал: – Кевин, приехал мой дедушка и хочет тебя видеть.
– Немедленно, – добавил Макнамара.
– Конечно. Как прошло твое путешествие? – Люциус подошел к старинному бару с крепкими напитками. Дед мог не пить, но внуку выпивка была сейчас необходима.
– Продуктивно. Слово, которое после окончания университета стало тебе незнакомо.
– После окончания с отличием, – напомнил Люциус, наливая виски в тяжелый хрустальный стакан. – По окончании трудов праведных я взял годичный отпуск. Кроме того, я кое-что делаю в собственной лаборатории. Маленький личный проект. Ты ведь хорошо знаешь, что это такое.
Макнамара быстро отвернулся. Этот мальчик стал для него разочарованием. Тяжелым разочарованием. А ведь сам помогал создавать его, выбрав дочери в мужья наиболее подходящего человека. Человека, похожего на самого Теодора Макнамару. Умного, образованного, сильного. И честолюбивого.
Их неспособность зачать ребенка стала для Теодора источником постоянного раздражения, но зато помогла ему создать проект. Проект способствовал его карьере, подарил ему внука. А сейчас все могло полететь к чертовой матери.
Нет, он этого не допустит. Его имя ничем не запятнано – и останется таким.
А ведь он вложил столько сил в этого ребенка! Растил, учил, дал возможность беспрепятственно развивать выдающиеся способности, которыми его одарила природа. Но мальчишку испортили. «Во всем виновата его мать, – мрачно подумал Теодор. – Женская слабость. Холила его, лелеяла и вконец избаловала».