Рюрик Ивнев (М. А. Ковалев) помимо четырех сборников стихов выпустил первый роман (Р. Ивнев. Несчастный ангел. СПБ, изд. "Дом на Песочной", 1917.).

Ивнев тоже печатался в футуристических сборниках "Глашатай", "Очарованный странник". Потом, примкнув к эгофутуриста"! стал сотрудником журнала "Мезонин поэзии". И все-таки в его стихах мало чисто футуристических приемов. Его стихи охотно печатали журналы "Огонек", "Журнал для всех", "Вершины" и т. п. Два его стихотворения поместила большевистская "Звезда".

Александр Кусиков имел четыре сборника стихов! "Зеркало Аллаха", "Сумерки", "Поэма поэм", "В никуда". Он напечатался в сборниках совместно с К. Бальмонтом, В. Шершеневичем.

Анатолий Мариенгоф выпустил две книжечки стихов; "Магдалина" и "Кондитерская солнц". Выступил в совместном сборнике с Есениным и Шершеневичем "Плавильня слов", а также с Есениным и Хлебниковым в "Харчевне зорь". Уже в этом сборнике (поэма "Встреча") он надевает маску шута - искателя правды, которую потом перенесет в свои пьесы.

И. Грузинов имел сборник стихов "Бубны боли", выпущенный в 1915 году. В нем были стихи, испытывающие влияние разных поэтов, в том числе и футуристов, особенно их принцип звукового подражания.

Таким образом, вступившие в "Орден имажинистов" пять поэтов так или иначе уже шагнули в литературу. Николай Эрдман нигде еще не печатал своих стихов. Наши сборники и "Гостиница для путешествующих в прекрасном" были для него первыми шагами в поэзию. Собственно, в таком же положении был и я, если не считать стихов, напечатанных в "Свободном часе". Знал ли обо всем этом Есенин, уже печатавшийся и побывавший в разных литературных кружках? Не только знал, но не упускал случая познакомиться и со старыми и с новыми стихами членов "Ордена". {48}

Так разделились имажинисты на правое крыло, во главе с Есениным, которое решило учиться у классиков, но внося в стихи метафору, как средство для яркого изображения, и на левое - во главе с Шершеневичем и Мариенгофом, которое - что греха таить!
– все еще увлекалось стилем раннего Маяковского, итальянскими футуристами и английскими имажинистами.

Декларация имажинистов, одновременно опубликованная в московской газете "Советская страна" и воронежском журнале "Сирена", лила воду на мельницу левого крыла. Почему так получилось? Она была составлена и напечатана на машинке Шершеневичем, подвергалась обсуждениям, спорам, но, увы! Все это делалось второпях - спешили ее напечатать. А когда поместили на страницах газеты и журнала, она снова вызвала возражения у Есенина. Против нападок на футуристов он не протестовал, но, естественно, не мог согласиться с такими строками декларации:

"Тема, содержание - это слепая кишка искусства..."

"Всякое содержание в художественном произведении так же глупо и бессмысленно, как наклейка из газет на картины".

"Мы с категорической радостью заранее принимаем все упреки в том, что наше искусство головное, надуманное, с потом работы... Мы гордимся тем, что наша голова не подчинена капризному мальчишке - сердцу..."

Декларация была подписана Есениным, но на первых же заседаниях "Ордена" он, выступая, начал осуждать эти положения, а мы - правое крыло - стали его поддерживать. И он - этого никто не может отрицать - стал на деле, то есть своими стихами доказывать несостоятельность некоторых утверждений декларации...

Однако противоположные взгляды на поэзию, содержание, образ не мешали долгое время всем нам жить Дружно, хотя и яростно спорить друг с другом. Конечно, лидер правых Есенин, к нашему торжеству, всегда одерживал верх своими стихами. У левых же был искрометный оратор Шершеневич, укладывающий своим красноречием любого оппонента на лопатки. Впрочем, он признавал, что Сергей идет впереди, защищал его в своих выступлениях, а на заседаниях "Ордена имажинистов" или правления "Ассоциации" поддерживал.

{49} Я пришел поздно в "Стойло". Вадим Шершеневич заканчивал выступление, а после него на эстраду вышел Александр Кусиков, которого мы звали Сандро. Он был в коричневом, почти по колени френче, такого же цвета рейтузах, черных лакированных сапожках со шпорами, малиновым звоном которых любил хвастаться. Худощавый, остролицый, черноглазый, со спутанными волосами, он презрительно улыбался, и это придавало ему вид человека, снизошедшего до выступления в "кафе свободных дум", как он окрестил "Стойло". И в жизни и в стихах он называл себя черкесом, но на самом деле был армянином из Армавира Кусикяном. Непонятно, почему он пренебрегал своей высококультурной нацией? Еще непонятней, почему, читая стихи, он перебирал в руках крупные янтарные четки?

Шершеневич, проработавший с ним в книжной лавке добрых четыре года и напечатавший с ним не один совместный сборник стихов, рассказывал:

– Сандро хорошо знал арабских поэтов. Знал быт, нравы черкесов. Его отец часто рассказывал, как черкесы на конях похищают в аулах девушек. Только не думаю, чтоб отец Сандро похитил свою жену: такая и без умыкания вышла бы за него замуж! Красавец!

Кусиков читал свою поэму причащения "Коевангелиеран", что в расшифровке означало: "Коран и Евангелие". Но, несмотря на мусульманский фольклор, не только ритм, но и слова напоминали стихи Есенина: