Шрифт:
Ласковая улыбка не сходила с ее губ, несмотря на недовольство Викторией Петровной, о которой упомянул Денис. Видимо, его папаша был одним из спонсоров школы.
— Извините меня, я позвоню, — сказала она и набрала номер. — Алло, мне Викторию Петровну. Ушла?
Но ее нет на работе. Что?! Было плохо с сердцем? Но это ее проблемы, она срывает урок, и, между прочим, не в первый раз! Ладно, ладно, ждем… — Она положила трубку и посмотрела на Костю. — Да, кстати, вот единственная из старого состава учителей, преподаватель биологии. Она наверняка знала вашу эту… ну…
Вообще, она очень слабый преподаватель, эта Виктория Петровна, но я не могу ее уволить, ее отец был Герой Советского Союза, летчик. Сами понимаете, приходится держать. А сама никак не хочет на пенсию, в прошлом году отметили ее семидесятилетний юбилей, думали, сама уйдет, так нет… Болеет все, уроки срывает, черт знает что… Как мы все привыкли к этой дурацкой жалости, а то, что наши ученики не получают должных знаний, которые пригодятся им в жизни, это никого не интересует…
Раздался стук в дверь, и ворвалась пожилая полная женщина, вся распаренная от бега.
— Извините, Елена Ивановна, — сказала учительница. — У меня было плохо с сердцем, я вызывала врача, а потом никак троллейбус не приходил, у них авария на линии, пришлось на частнике ехать на последние деньги.
— Виктория Петровна, — скривившись, простонала директриса. — Это все ваши проблемы. Я понимаю — сердце, возраст, но…
— Вы хотите сказать, мне пора на пенсию. Я подумаю над этим.
— Вот, подумайте, подумайте! — воскликнула директриса. — Все. Идите на урок, а то наши акселераты разбегутся по своим дискотекам и барам. Такая сейчас молодежь… — снисходительно улыбнулась она. — Наши, разумеется, из лучших, из прекрасных семей, но… все это в воздухе, этот разврат…
Виктория Петровна, как-то вся сжавшись, ушла, а директриса самодовольно развалилась в кресле.
— Вот после урока с ней и побеседуйте. Она здесь работает уже более двадцати пяти лет. В принципе, эрудированный преподаватель, но сейчас другая эпоха…
Хотите кофе, как вас?
— Константин Дмитриевич. Нет, спасибо, я в машине покурю.
Костя встал и вышел. Сел в свою «Волгу» и стал глазеть на иномарки, одна шикарнее другой, ожидавшие школьников. Курил, прогоняя сон. Наконец он увидел Дениса, вылетевшего пулей из школы и подбежавшего к джипу «Чероки», где дремал шофер.
— Сашок! — крикнул он на ходу. — Дуй домой, скажи, что у нас дополнительные занятия. Я сам доеду.
— Я не могу, Денис, — пробасил шофер. — Меня уволят с работы. Садись в Машину.
— Ты чего раскомандовался? — надулся Денис, но в машину сел. А Костя пошел к школьным дверям.
Он поднялся на четвертый этаж в кабинет биологии. Там за учительским столом сидела, пригорюнившись, Виктория Петровна.
— Виктория Петровна, — тихо окликнул ее Костя. — У меня к вам разговор.
— Вы кто? — вздрогнула она. — А, понятно, — узнала она его. — Вы, наверное, водитель Славика Чижова? Но желательно было бы побеседовать с его отцом.
Я понимаю, он очень занят — директор банка, но…
— Я не по этому вопросу. Я частный детектив Константин Дмитриевич Савельев. У меня к вам личный разговор.
— Боже мой! Неужели кто-то что-то натворил?! — схватилась руками за голову старая учительница.
— Вы были знакомы с Ириной Александровной Серовой? — без предисловий спросил Костя.
— С Ирочкой? — встрепенулась Виктория Петровна, и на лицо легла трагическая гримаса. — Конечно, была, мы долго вместе работали, она преподавала историю в нашей школе. Она почти на двадцать лет моложе меня, но мы дружили с ней, если, разумеется, с ней вообще можно было дружить. Она не очень пускала людей в свою душу.
— А что произошло с ней потом?
— Как что? Она умерла. Поехала отдыхать в Сухуми, вернулась и умерла. К сожалению, ее муж пришел в школу только в сентябре, мы не смогли даже присутствовать на похоронах. И похоронили ее почему-то на Украине, на родине ее отца. Ее бедная мать была вне себя от горя. И мне почему-то казалось, будто она что-то скрывает, — А что вы можете сказать о ее муже Геннадии Петровиче?
Виктория Петровна нахмурилась.
— Я ничего толком не могу сказать об этом человеке, но мне он всегда был неприятен. Пожалуй, даже отвратителен. Мне почему-то казалось, что у них с Ирочкой дома творится нечто ужасное. Она приходила на работу всегда такая бледная, невыспавшаяся.
А потом как-то расцветала. Она, в принципе, была очень веселая, добрая женщина, открытая. Но что-то очень мучило ее, особенно в последние годы. В самый последний год она была сама не своя.
— А что именно между ними происходило, как вам казалось?
— Я не знаю, — задумалась старушка. — Но… мне порой казалось, что это маньяк, что он по ночам мучает Ирочку, фантазия до того разыгрывалась у меня, что я физически представляла себе, как он пьет из нее кровь, до того бледная она приходила на занятия.