Зосим Кириллович покрутил ус, дал простор некоторой игривой мысли, сразу зародившейся в его уме, и решил не терять из вида эту женщину.

"Ах ты, крокодил! Подожди..." - мысленно послал он ей вслед многообещающее восклицание.

И минут через пять уже сидел с ней рядом на одной из скамеек сквера.

– Не узнаёте?
– улыбаясь, спросил он.

Она подняла на него глаза и спокойно смерила его ими.

– Нет, помню. Здравствуйте, - тихо, подавленным голосом сказала она, но не протянула ему руки.

– Ну что, как? Выхлопотали себе книжку?

– Вот!
– И она стала шарить в кармане платья, всё с той же покорной миной.

Это несколько смутило полицейского.

– Да нет, мне не надо, не кажите, я верю. Да я и не имею права... то есть... Вы лучше расскажите, как успели?
– спросил он и тотчас же подумал: "А очень мне нужно это знать! Вот уж! И чего... манерничаю? Ну-ка, Зосим, валяй прямо".

Но, несмотря на то, что он подбодрил себя этой думой, он всё-таки не решился пойти прямо. Было в ней что-то такое , что не допускало стать сразу близко к ней в известные отношения.

– Успехи-то? Ничего, слава...
– и она, не договорив, оборвала речь и густо покраснела.

– Ну вот и хорошо. И поздравляю... Трудно с непривычки? а?

Она вдруг всем корпусом двинулась к нему, лицо у неё побледнело, исказилось, рот как-то округлился, точно она хотела крикнуть, и вдруг снова откинулась от него, - откинулась и приняла старую позу...

– Ничего... Привыкну, - ровно и ясно сказала она и, вынув платок, громко высморкалась.

Зосим Кириллович почувствовал, что у него щемит в груди от всего этого, от её движения, от её соседства и голубых, спокойных, неподвижных глаз. Он разозлился на себя за что-то, встал и протянул ей руку, молча и сердито...

– Прощайте!
– ласково сказала она...

Он кивнул ей головой и быстро пошёл прочь, зло ругая себя дураком и мальчишкой...

"Погоди, матушка! Я тебе задам феферу! Уж я тебе покажу себя. Ты у меня перестанешь корчить из себя недотрогу", - грозил он ей неизвестно за что. И всё-таки чувствовал, что ни в чём она не виновата пред ним.

А это ещё более злило его...

III

Недели полторы спустя Зосим Кириллович шёл от караван-сарая по направлению к Сибирской пристани и был остановлен визгом женщин, ругательством и иным скандальным шумом, лившимся на улицу из окна какого-то трактира.

– Полицейский! Караул!
– орал задыхавшийся женский голос. Слышались какие-то страшные лязгающие удары, стучала мебель, и кто-то восхищённо, басом, покрывавшим весь шум, гудел:

– Так её! Ещё... раз! Прямо в морду. Э-эх!

Зосим Кириллович быстро вбежал вверх по лестнице, растолкал публику, столпившуюся в дверях трактирного зала, и его глазам представилась такая картина: перегнувшись корпусом через стол, его знакомая, женщина с голубыми глазами, ухватила левой рукой за волосы другую женщину, притянула её к себе и своей правой рукой беспощадно, частыми ударами била её по испуганному, уже вспухшему от ударов лицу.

Голубые глаза теперь были жёстко прищурены, губы плотно сжаты, от углов их к подбородку легли резкие морщины, и лицо его знакомой, - раньше так странно спокойное, теперь было беспощадно-зло зверское, - лицо человека, готового бесконечно долго истязать себе подобного и истязать с наслаждением.

Женщина, которую она била, уже только мычала, рвалась и нелепо махала по воздуху своими руками.

Зосим Кириллович ощутил в груди прилив злого чувства - дикого желания мстить кому-то и за что-то, - бросился вперёд и, схватив сзади за талию истязавшую женщину, рванул её к себе.

Опрокинулся стол, загремела разбитая посуда, публика дико завыла, загоготала.

Зосим Кириллович в каком-то опьянении видел, как в воздухе мелькали разнообразные, дикие, красные рожи, держал буянившую в своих объятиях и зло шептал ей в ухо:

– Ах ты! Буянить? Скандалить?.. Ах ты!

Избитая женщина валялась на полу в осколках разбитой посуды и, истерически взвизгивая, рыдала...

– Она, значит, вон та, говорит этой, ваше благородие, "ах ты, говорит, мразь уличная, паскудница!" А эта как её дербулызнет... Та в неё стакан с чаем и запусти, а эта - ухватила её за косы, да и давай и давай! Ну, и так, я вам скажу, била, что вчуже завидно! Силища-с!
– объяснял ход скандала Зосиму Кирилловичу какой-то юркий человек в чуйке...

– Ага! Вот как?!
– рычал Зосим Кириллович, всё сильнее сжимая женщину в своих объятиях и чувствуя, что ему самому хочется драться...

– Извозчик! Давай, извозчик!
– ревел кто-то с красной шеей из окна на улицу, напрягая широкую спину и странно выгибая её.

– Ну, иди... На гауптвахту! Марш!.. Обе! Ты! Вставай... А ты где был? Ты к чему приставлен? Р-рожа! Вези на гауптвахту. Живо! Обеих... ну!

Бравый полицейский, подталкивая то ту, то другую женщину в спины, вывел их из зала.