...В это время гитлеровская группа армий "Север" неудержимо катилась к Ленинграду. "В её составе насчитывалось 42 дивизии общей численность 725 тысяч человек, свыше 13 тысяч орудий и минометов, не менее 1500 танков. Одновременно наступала при поддержке немецкого воздушного флота и собственной авиации финская армия. Группировка превосходила противостоящие ей войска Северо-западного фронта: по численности - в 2,4 раза, по танкам в 1,2 раза, по артиллерийским орудиям - в 4 раза".

11 августа вновь поступившие приняли военную присягу, и им, наконец, выдали долгожданные ленточки к бескозыркам с надписью серебряными буквами: "Военно-морская медицинская академия". Теперь они были полноценными курсантами 1 курса. Следующей ночью они на поезде вернулись в Ленинград. От Финляндского вокзала шли строем - по темным от светомаскировки улицам к знакомым корпусам академии у Витебского вокзала. В строю шагал и рядовой Л.Е.Поляков. Перед ними был совершенно другой город - пустынный, с пронзительными лучами прожекторов на черном небе, с запахом гари и вооруженными патрулями (в городе действовали лазутчики).

Снова вспоминает В.Б. Пручанский: "Через несколько дней после возвращения из нашего курса сформировали стрелковый батальон, нас переодели в армейскую форму (оставили только тельняшки и флотские ремни) и направили на Ленинградский фронт в район деревни Гостилицы. Мы впервые получили боевые винтовки, боеприпасы, полевое снаряжение". Батальон в непосредственных боевых действиях не участвовал, курсанты несли патрульную службу, проводили разведку местности, рыли окопы нового оборонительного рубежа. В начале сентября по приказу Верховного главнокомандующего о снятии с фронта курсантов военных училищ, их спешно погрузили в автомашины и отправили в Ленинград. "Благодаря преимуществу во внезапности, перевесу в живой силе и технике, ценой огромных потерь врагу удалось прорваться к станции Мга и перерезать последнюю железнодорожную ветку, связывающую Ленинград со страной. 8 сентября враг занял Петрокрепость и вышел на южный берег Ладожского озера. Ленинград оказался полностью блокированным с суши. Линия фронта проходила теперь всего в нескольких километров от Кировского завода. Прекрасный город стал мишенью для фашистской тяжелой артиллерии и авиации. Они не скупились: за время осады по дворцам и соборам, по жилым домам и заводам было выпущено 150 000 артиллерийских снарядов, сброшено 15 тысяч фугасных и зажигательных бомб".

В 1945 году Лев Евгеньевич, которому только что исполнилось 21, запишет в альбоме о себе - 17-летнем:

"Вспомни, как грохотали гусеницы по прекрасным, чистым улицам города, как рухнули сотни и тысячи иллюзий, грез и мечтаний; как далеко улетели... давно хранимые в душе мечты о великом будущем, о больших делах на пользу Отечества; как близко, с яростной злобой и ненавистью ты ожидал пруссаков с их Клейстом у рубежей любимого Питера; как грозно, с яростными и гремящими раскатами рвались стальные воздушные "пряники", как звенели и падали осколки прекрасных венецианских зеркал и стекол театров и магазинов, гостиниц и музеев, как жалобно и отрывисто вскрикивали наши сограждане, наши собратья".

Занятия проходили в обстановке артобстрелов и воздушных налетов вражеская авиация господствовала в воздухе. Во время одного из таких налетов, как свидетельствует В.Б. Пручанский, на территорию академии было сброшено более 400 зажигательных бомб. Вместе со всеми, метался по корпусам и тушил "зажигалки" и Л.Е. Поляков.

"Вспомни, - писал он все в том же альбоме, - как вдруг всколыхнулась земля и полетели обломки и осколки, доски и бетон, щепки и кирпич, как рухнули шести - и восьми-этажные громады домов; как все затрещало, загрохотало вокруг тебя; как ночи стали освещаться ракетами и пожарами"... Несмотря ни на что, занятия продолжались, курсанты писали контрольные, сдавали зачеты. В один из таких дней Леве сообщили страшное известие. 27 августа 1941 года его отец - Евгений Владимирович Поляков, военврач 2 ранга с группой офицеров на транспортном самолете вылетел в командировку. При перелете через линию фронта самолет был сбит. Пассажиры и члены экипажа погибли. Мама с сестрой в это время уже были в эвакуации. Смерть отца потрясла его. Позже, в 1945 году он запишет в альбоме: "Уже более четырех лет нет со мной дорогого руководителя моего, учителя, отца, товарища, уже четыре с лишним года странствую я по земле нашей сиротой, ...с горячим и незабвенным именем отца, ученого. Человека"...

"В середине сентября запасы продовольствия в городе составляли: зерно, мука и сухари - на 35 суток, мясопродукты - на 33 суток, жиры на сорок пять суток, сахар - на 60 суток. Нормы выдачи продуктов ежедневно сокращались".

17 сентября была предпринята попытка эвакуации академии. Курсантов в бушлатах, с вещмешками и оружием вывели к Финляндскому вокзалу и эшелоном отправили на берег Ладожского озера. Однако, разыгравшаяся накануне трагедия заставила командование академии отказаться от первоначального варианта и повернуть обратно. Однокурсник Льва Евгеньевича, ставший в последствии писателем, А.М. Соколовский в своей яркой книге "Мы - курсанты 41 года" так передает рассказ очевидца этой страшной истории ставшего впоследствии профессором-невропатологом - А.И. Шварева:

"Шестнадцатого сентября поздно вечером буксир "Орел" вывел в Ладожское озеро баржу, на которой находились 181 врач очередного выпуска Военно-морской медицинской академии, вторые курсы училищ имени Дзержинского и Орджоникидзе и небольшое пехотное подразделение. Ладога ночью была тихой, но к утру неожиданно налетел шторм. Старая баржа не выдержала, дала течь и переломилась пополам. Все оказались в ледяной воде. Буксир "Орел" крутился вокруг, но что он, такой маленький, мог сделать? Волны швыряли его, как щепку. Налетели три "хейнкеля", стреляли...Только в третьем часу, подоспело на помощь судно...Сто тридцать четыре военных врача нашли могилу на дне Ладоги".

Ничего не подозревавшие тогда курсанты, решившие, что произошло простое изменение приказа, вернулись в академию и приступили к занятиям. К тому времени был значительно сокращен паек, они постоянно испытывали чувство голода, заметно похудели, у многих началась дистрофия. В результате пожаров в академии сгорел ряд хозяйственных зданий, были повреждены некоторые учебные корпуса.

Вспоминает В.Б.Пручанский: "В конце ноября было принято новое решение об эвакуации академии - теперь уже с переходом по льду Ладожского озера. Часть имущества: постельные принадлежности, смену белья, сухой паек киллограмм сухарей, полкило сахара и банка консервов - курсанты должны были нести сами. Неимоверной тяжестью казались учебники, особенно анатомические атласы Воробьева. Небольшими группами, человек по 15, двинулись по льду через Ладогу. Чтобы легче было идти,мы с Левой заранее достали лыжи и сделали из них санки, на них и положили свое имущество. Точно так же поступили и многие другие наши товарищи. Идти было невероятно трудно - под пронизывающем ветром, по щиколотку в воде. Через 25 километров на острове Зеленец вышли к обогревательному пункту. Отогревшись кипятком и передохнув, двинулись дальше. Поддерживали друг друга, падали, поднимались и шли. Эти последние 7 километров от Зеленца до Кобоны преодолевали несколько часов. На берегу разместились на ночевку в какой-то церквушке. Утром едва поднялись, нас качало от голода и усталости. Нам объявили, что будем двигаться в обход линии фронта через Новую Ладогу, Сясьстрой, на железнодорожную станцию Ефимовская. Добирались как могли - пешком, на попутных машинах. Курс распался на мелкие группки по нескольку человек. Продовольственных аттестатов не было, с едой помогало местное население, встречали нас исключительно сердечно. Мы шли с Левой, спали на полу в крестьянских избах. От Ефимовской двигались по железной дороге попутными эшелонами. Поезда подолгу стояли на станциях, это давало возможность запасаться кипятком и продуктами. Единственным документом у нас были краснофлотские книжки, по ним нам выдавали на станциях сухой паек, в них же делали об этом отметку карандашом. В Вологде уже был пересыльный пункт Военно-морской медицинской академии. Оттуда нас направили в город Киров."