Сердце у нее ушло в пятки, но, призвав на помощь все свое мужество, она повернулась к лестнице.

— Если ты не возражаешь, пойду прилягу, я очень устала, спокойной ночи. Он задержал ее.

— Я пойду первым, — мягко настоял он. — Я знаком с домом, ты можешь споткнуться.

Она не возражала; но когда он пошел вперед, холодные пальцы сжали ее сердце, чувство страха сдавило ее горло и парализовало дыхание.

Наверху лестницы было темно. В коридоре без окон единственная дверь вела в единственную спальню. Он открыл ее, пропустив в коридор яркий луч света, и вслед за ним она вошла в комнату. Здесь стояла железная кровать с очень тонким матрацем, — она никогда такого не видела, — покрывающим пружины. Плохо отшлифованные медные шишечки с трогательным великолепием украшали спинки кровати, а ножки стола с мраморной столешницей, на которой стояли кувшин и таз для умывания, казалось, готовы были подломиться.

Такие безыскусные вещицы она видела прежде дома, у друзей в Америке. Их покупали в качестве сувениров в своих поездках на «старую родину» и использовали как подставки для цветов, — они имели большой спрос, ими даже восхищались. Интересно, тупо подумала Джорджина, так бы ли они восхищались, если бы знали истинное предназначение подобных предметов?

Ирония не укрылась от его глаз, и Лиан с усмешкой спросил:

— Примитивно, не правда ли?

Она быстро повернулась, затем отошла в сторону, подальше от него. Он стоял, опираясь о косяк двери и скрестив руки на груди. Его высокая фигура была опасно большой для маленькой комнаты. Она находилась в одном шаге от спинки кровати и поняла, но слишком поздно, что попала в западню. Словно загипнотизированная, она с ужасом наблюдала, как его темная голова наклонилась к ней, и он со значением прошептал:

— Вы уже поняли, мисс Джорджина Руни, что мы простой до примитивности народ. Могу представить, какие мысли роятся сейчас в вашей маленькой испуганной головке. Как поведет себя дальше ирландский дикарь? Достаточно ли он цивилизован, чтобы уважать мою волю, или в его жилах все еще течет кровь варваров?

Он испытывал ее терпение с радостью ребенка, привязавшего жестяную банку к кошачьему хвосту, но ребенку можно простить глупость, мужчине — нет. Ее глаза сверкнули, она с вызовом встретила его взгляд.

— Если судить по прошлому опыту, вряд ли от вас можно ожидать уважения или соблюдения приличий. Мужчины, подобные вам, знакомятся с женщиной исключительно ради удовлетворения собственного тщеславия, им не свойственны глубокие истинные чувства. Мнение моей матери справедливо: «Никогда не доверяй ирландцу!»

Белая линия вокруг его твердо сжатых губ указывала на сильнейший гнев, но она не побоялась посмотреть ему прямо в глаза. Он произнес сквозь зубы:

— Ты уже во второй раз предъявляешь мне это обвинение, и я снова категорически отвергаю его!

— Но ты не опровергаешь его, потому что не можешь! — бросила она в ответ.

— И никогда не стану, — прервал он ее. — Это значило бы придавать глупостям значение, которого они не заслуживают. Я их просто отвергаю, они не заслуживают даже презрения!

Он сердито смотрел на нее, и уверенность Джорджины поколебалась. Может быть, она ошибалась относительно его намерений? Ее обвинения вызвали в нем бурю гнева, заметно было, каких усилия ему стоит сохранить контроль над собой. Неожиданно вспомнились слова, сказанные не то им, не то ее дядей, — Джорджина сама слышала их собственными ушами, и они прочно отпечатались в памяти: «Практичная деловая женщина… бесполый компьютер». Обида проснулась в ней, и она сказала твердо:

— Вы кривите душой, господин Ардулиан, но к несчастью для вас, я не так глупа, чтобы принимать все за чистую монету!

Он напрягся и неожиданно больно схватил ее за руку, так что она вскрикнула.

— Ты действительно веришь, что я просил тебя стать моей женой только из-за денег? Он ждал ответа, но в комнате стояла могильная тишина. Как часто случалось в минуты нервного напряжения, ее глаза остановились на неодушевленном предмете — одной из медных шишечек, украшавших кровать; все внимание сосредоточилось на ней, Джорджина не замечала ничего вокруг. Но он отказывался быть незамеченным.

— Отвечай! — он энергично встряхнул ее. Полсекунды она выдерживала его взгляд, затем опустила глаза и резко выпалила:

— Да, я верю!

Она бы хотела немедленно вернуть свои слова обратно, но все пути назад были отрезаны. Она поняла по выражению его лица, что подозрения глубоко задели его. Так глубоко, что когда он отвечал, казалось, его сердце пронзили ножом.

— Ну что ж! Видимо, нет смысла тратить зря время, пытаясь изменить твое мнение о себе. — Он кивнул в сторону шкафа:

— Постельное белье там. Я буду на сеновале, если тебе понадоблюсь.

И сразу ушел; его шаги по голым ступенькам глухим эхом раздавались на лестнице. Она осталась в комнате одна, с горьким чувством отчаянья в сердце.

Природа Ирландии так же сурова, как и ее люди. Когда солнце с улыбкой глядит вниз, смягчая своим теплым светом жесткие контуры горных вершин, а озера отражают синеву безоблачного неба, кажется, что покой и согласие неотъемлемая часть совершенного целого. Но когда природа, подобно своим непостоянным обитателям, взрывается бурей и штормом, последствия бывают страшными. Ветры, приходящие с Атлантики, врываются без предупреждения и разносят беду по всему западному побережью. Ничто не может устоять против ливневых потоков, проникающих в самые укромные уголки, словно намереваясь подвергнуть мрачному обряду крещения ветром и водой все и вся. Заливы по всему побережью становятся невидимыми: брызги из бушующего моря подхватываются и несутся на берег порывом сильного ветра, образуя туманно-серую дымовую завесу, сквозь которую невозможно ничего разглядеть. Застигнутый в такую непогоду испытывает настоящие мучения: прежде чем сделать шаг, он должен точно рассчитать его и правильно поставить ногу на твердую почву, к тому же не ошибиться, перебрасывая свое тело вперед, и устоять против порыва ветра, сохранить равновесие.