— Да! — крикнул он в трубку.

— Ты чего такой злой?

Голос был далекий, еле слышный.

— Серега, ты, что ли? Чего звонишь?

— Вот тебе на! Разве у нас нет общего дела? Я тебе второй день дозваниваюсь.

— Что стряслось?

— Я в субботу уезжаю.

— Куда?

— Вот тебе на…

— В какую субботу?

— В эту. Послезавтра. Так что придется тебе оторвать задницу от дивана.

— А виза?

— Виза не проблема, если есть деньги.

— У тебя-то они откуда?

— Не задавай социалистических вопросов. Тут очень кстати одно дельце подвернулось, дорогу и все прочее оплачивают…

Мурзин помолчал, переваривая неожиданную информацию. Не любил он ничего, что подворачивается кстати.

— Не нравится мне…

— Не боись, старик, все — о, кей!

— Не нравится мне твоя уверенность.

— А что тебе нравится?

— Ладно, до встречи. Завтра я у тебя.

Положив трубку, Мурзин задумался. Всякие тутошние неотложки можно отложить. Но ведь надо еще доехать до Москвы, найти Кондратьева. А тому, может, понадобится еще кого-то найти, чтобы взять для Сергея нужную информацию…

Уезжал он ночным поездом с твердым намерением отоспаться в вагоне. Духота сонного купе после свежего воздуха была оглушающей. Но Мурзин знал: именно она-то и поможет поскорей отключиться. Говорят же, что избыток углекислоты способствует сну. Вон как кошки спят — уткнувшись носом себе в живот. А еще говорят: чем реже дышать, тем дольше жить…

Расстилая постель на верхней полке, он думал о том, что разных теорий потому и навыдумано много, что много жизненных ситуаций, к которым они подошли бы. Вот если бы требовалось не спать, он обязательно вспомнил бы другую медицинскую теорию — о пользе свежего воздуха.

А еще надо было перед сном прогуляться в туалет. Это тоже основа крепкого сна. Чтобы не снились всякие разные потребности, не будили.

У открытого купе вагонной проводницы, некрасивой и неопрятной толстушки, стоял парень лет двадцати пяти, в накинутом на плечи сером пиджаке, заговаривал ей зубы.

— Там свободно? — спросил его Мурзин, кивнув на дверь туалета.

Парень жуликовато отвел глаза даже вроде бы, сгорбился.

— Там свободно, а здесь занято, — сказал он и захохотал неестественно громко.

Заперевшись в тесном дергающемся туалете, Мурзин долго тер лицо теплой, с запахом железа водой из-под крана и все думал об этом парне. Чего, казалось бы, такого? Обычный флирт, кои на просторах великой родины в каждом поезде. Но что-то было в его поведении, заставляющее думать, что парень, всего скорей, пасет кого-то, едущего в этом вагоне.

Решил проверить. Выходя из туалета, тронул вдруг напрягшегося парня, спросил:

— Вагон спит, а служба идет?

Парень растерянно отвел глаза и промолчал.

А утром он увидел этого парня на перроне Павелецкого вокзала разговаривающим с каким-то человеком в легкой шляпке на голове.

Мурзин прошел мимо них, заметив скрытый интерес к своей персоне, и, как в воду, погрузился в вокзальную толчею. Обычно люди в толпе быстро теряются, но человек в шляпке теряться не хотел, то и дело попадался на глаза, как Мурзин ни крутился между киосков, лотков, узлов и баулов, горами громоздившихся посреди залов. Это означало только одно: пасут не кого-то, а именно его. Он не знал, кому это нужно и зачем, но по давней привычке никому не давать информации о себе, решил оторваться. Способов в его арсенале было немало, и ему удалось это уже через несколько минут.

Из первого же таксофона Мурзин позвонил Кондратьеву, но телефон у него молчал. Заливался долгими трелями и телефон Новикова во Фрязине. Не вешая трубку, Мурзин некоторое время стоял в кабине, соображая, что теперь делать. Решил сэкономить время и съездить пока в райцентр к следователю.

От вокзала до вокзала по кольцевому метро долго ли? Уже через полчаса Мурзин сидел в вагоне электрички, вполне довольный собой. Электричка оказалась последней перед обычным на подмосковных железных дорогах двухчасовым перерывом в движении поездов, и получалось, что разговор со следователем придется как раз на "мертвое время". Потом поезда пойдут один за другим и он успеет в Москву к обеденному времени. Нынче — не прежде, в кафе-ресторанах нормальные люди не обедают: кто может, бегут домой. А значит, и Новиков и Кондратьев всего скорей будут дома…

Однако следователя Овсянникова на месте не оказалось, и возникла дилемма: ждать или возвращаться в Москву и приехать сюда позднее? Он совсем уж собрался уходить, как пришел следователь, щеголеватый господин с бегающими глазами, раскрасневшийся, должно быть, после сытного обеда.

— Я вас больше ждал! — нервно выкрикнул следователь и кивнул на стул: садись, мол.

— Почта нынче не торопится, — сказал Мурзин. — Я выехал сразу, как получил повестку.

— Ну-ну, многозначительно произнес следователь и решительно, будто это были игральные карты, выкинул на стол чистые допросные листы.