– Черт побери! – отшвырнув папку, Олаф разразился проклятиями. – Эти Советы имеют наглость угрожать мне, американскому подданному!

Грохнул огромным кулаком по столу, выругался, на этот раз почему-то на русском языке, смешно глотая окончания слов.

Задумался. Большевики, судя по всему, и впрямь решили заняться Свенсоном всерьез. Недавно открытую факторию в Усть-Чауне пришлось в срочном порядке ликвидировать. И не по той причине, что Олаф не выдержал конкуренции с факториями коммерсантов из Аляски – недалекого тугодума Линдона и прожженного ловкача Райта; куда им тягаться с ним, не тот размах. А потому, что теперь Советы начали усиленно создавать свои скупочные пункты, где чукчам платили за меха и оленей в три-четыре раза больше, чем он. И, конечно же, туземцы на факторию Свенсона стали наведываться гораздо реже, чем раньше, и в основном за спиртным.

Это бесило его, доводило буквально до белого каления, но противопоставить что-либо такой политике большевиков он был не в состоянии. Оставалось только плюнуть на все и свернуть дела, что он и сделал.

Не лучшее положение складывалось и на других факториях американцев, разбросанных по всему Чукотскому полуострову. За исключением, пожалуй, фактории, где управляющим был Макларен. Рыжий лис умел завоевать доверие туземцев…

Но этот протокол… Олаф Свенсон в раздражении бросил папку в сейф и, упав ничком на койку, закрыл глаза, стараясь вспоминать что-либо приятное. И тщетно. Похоже, подумал Олаф, если так будет все продолжаться и дальше, то и впрямь его компания в скором времени пойдет ко дну, как старая, потрепанная штормами баржа. Нужно было что-то предпринимать. Что?!

Макларен, нескладный, угловатый малый с хитрыми глазами-пуговками на неподвижном узколобом лице, встретил хозяина сдержанно.

– Хелло, Макларен! Свенсон крепко, до хруста в костях, сжал руку своего агента.

– Как успехи? – спросил он доброжелательно.

– Так себе, мистер Свенсон… Макларен потупился, хмуря невыразительные жидкие брови.

– На складе еще осталась пушнина… с прошлого охотничьего сезона, – сказал он с грустными нотками в голосе, – а как будет в эту зиму – трудно сказать.

– Товаров мало?

– Товары есть. Вполне достаточно. Но… Макларен, поджав полные обветренные губы, заколебался.

– Что значит – «но»?

– Закупочные цены. Их пришлось повысить. Простите, мистер Свенсон, я не согласовал с вами… Макларен виновато посмотрел на Свенсона и отвел глаза в сторону.

Похоже, он боялся нагоняя, а то и зуботычины – хозяин со своими агентами был крут и скор на расправу.

– Ну-ну, Макларен, – благодушно потрепал его по плечу Свенсон. – Ты поступил правильно. Повышай, но только в разумных пределах.

– Конечно, мистер Свенсон! Макларен воспрянул духом и заулыбался, отчего его перебитый нос – до службы у Олафа он был в одном из боксерских залов Филадельфии «мальчиком для битья» – смешно зашевелился.

– Хорошо. Веди, показывай. И Свенсон, размашисто ступая, пошел впереди Макларена к складу…

После того, как тюки с пушниной заняли свои места в трюме шхуны, Макларен пригласил Свенсона отобедать. Хозяин приглашение принял. И вскоре, нагрузившись под самую завязку не претендующим на особый изыск, но хорошо, со вкусом, приготовленным обедом, состряпанным женой агента, худенькой опрятной чукчанкой с простодушным детским личиком, прилег немного отдохнуть на узком диванчике в просторной светлой избе Макларена.

Но отдохнуть ему так и не пришлось – в избу, невзирая на уговоры Макларена, решительно вошел худощавый человек с бледным лицом в редких веснушках.

– Здравствуй, мистер Свенсон, – приветствовал он Олафа на чистейшем английском языке. И кольнул американца непроницаемо-коричневыми глазами, в глубине которых таились льдинки настороженности.

– С кем имею честь, черт побери!? – выругался в ответ Свенсон, уже успевший прикорнуть.

– Ротмистр Кукольников, – слегка склонил голову незваный гость.

– Что вам нужно? – бесцеремонно спросил Свенсон. Он до смерти не любил русскую привычку сыпать извинениями, любезностями и прочими интеллигентскими вывертами там, где требовались краткость и полная ясность в духе истинно американского практицизма.

– Мне нужно как можно скорее оказаться по ту сторону пролива, – неожиданно для Свенсона, не стал словоблудить русский.

Такое начало американцу понравилось. Но раздражение, вызванное внезапным и нахальным вторжением русского в спальню Макларена, все еще не улеглось.

– А мне какое до этого дело? – буркнул Олаф.

– Прошу… Ротмистр протянул ему сложенный вчетверо листок плотной бумаги с ясно различимыми водяными знаками, немного потертый на сгибах.

Время от времени подозрительно поглядывая на Кукольникова, американец начал читать:

– Подателю сего… Так… Интересно. М-да… Оказывать… всемерную помощь и поддержку. Подпись – Колдуэлл, консул Соединенных Штатов Америки. 10 января 1920 года, Владивосток.

Свенсон вернул бумагу ротмистру.

– И все же я сомневаюсь, – сказал он холодно, – что могу вам чем-то помочь в этом вопросе. Я не вмешиваюсь в политику, господин Кукольников. И не хочу из-за вас ссориться с большевиками. Это опасно. Не только для бизнеса, но и для жизни.