Шрифт:
При воспоминании о вожде Павлов ощутил знакомый благоговейный трепет. Стратег! Гений! Как точно сказал он о войне с Финляндией! Как мудро все проанализировал! Только человек такого масштаба мог сказать, что за время существования советской власти мы настоящей современной войны не вели. Схватки с японцами в Маньчжурии, у озера Хасан или в Монголии - это чепуха, отдельные эпизоды на пятачке. Жукову это, конечно, было неприятно. Он, наверное, вообразил себя Александром Македонским.
Когда японцы стали напирать и бить наших, Сталин спросил у военных. Тихо так спросил. Спокойно: "Неужели нет крепкого командира?" Ему нашли Жукова. Почему выбор пал на него, а не на Павлова? Может, вождь недоволен итогами в Испании? Когда Мадрид был захвачен франкистами и все республиканские власти оказались в Москве, Сталин высказал явное неудовольствие. "Все прибежали?
– спросил он, окинув изгнанных вождей своим знаменитым прищуром.
– Мог бы кто-нибудь и погибнуть за революцию".
И Павлов, затаясь, чувствовал глубинную правоту этих жестоких слов.
В Испании русские командиры потягались с немцами и проиграли. Хотя Павлов навсегда избавился от страха перед ними. Бивал, побеждал. И видел, как они отступают. А сражения выигрывают не военные, а политики. Республиканское войско в Гвадалахаре было обречено. В числе немногих Павлов мог оценить значение пакта с Германией, заключенного Сталиным. Как он велик и мудер!
Павлов даже оглянулся испуганно, точно водитель мог слышать эти слова. Успокоившись, подумал, что кое-какие слухи доказывали: не все получилось там просто. Оказывается, пакт нужен был Гитлеру. Риббентроп по его приказу примчался в Москву и поставил условия. Да-а... Загадки вселенские. Сталин... Гитлер... Танки... Самолеты... Огневая подготовка... Мчащиеся к границам поезда... Кто кого перехитрит?.. И среди всего этого - какая-то пьяная баба. "Не какая-то, - поправил он себя.
– А она! Люся! Которая занимала все его мысли в бескрайней юности. И ей теперь известен телефон. Ну, кажется, на этом можно закончить. Адъютанту велю не соединять. Никогда!" Приняв такое решение, Дмитрий Григорьевич успокоился, и мысли опять потянулись к вселенским загадкам. Как известно, загадки не требуют немедленного решения. Этим они и притягательны для большинства.
Командующий задремал.
18
Когда Дмитрий Григорьевич вернулся домой, жена Шурочка сказала будничным тоном:
– Тебе звонил Семен Константинович.
Дмитрий Григорьевич посмотрел на жену добрым, всепрощающим взглядом. Пусть не красавица, пусть годы берут свое. Но ни с кем ему не было так просто и хорошо, как с ней. Роскошь общения - вот что она ему дала, в отличие от всех красавиц. И дар этот повыше многих будет. Как она просто сказала: "Семен Константинович". Как будто это не нарком обороны могучего государства. Мысль о том, что это свидетельствует как бы и о его выдающемся положении, он не допустил до себя. Но она мелькнула в отдалении.
– Что велел?
– Просил позвонить.
Закрывшись в кабинете, Павлов набрал номер. Густой бас Тимошенко пророкотал в ответ:
– Небось на рыбалке прохлаждаешься?
– Что вы, Семен Константинович, - скромно сказал Павлов.
– Дела.
– Ну, иногда разрядка необходима.
– Так точно.
Настрой предстоящего разговора как будто определился. Хорошо, что позвонил не Жуков, а Тимошенко. Нарком уже в силу своего положения мог судить широко и ненавязчиво.
– Ну и как они - дела?
– пророкотал в трубке бас.
– По-прежнему. Летают, - осторожно ответил Павлов, сделав, однако, нажим на последнем слове.
– Знаю, - грубо ответила трубка.
– И ты знаешь ответ.
– Надеюсь, осенью мы уже не позволим.
– Это не твоего ума дело.
– А чьего же ума, Семен Константинович?
– изумился Павлов.
– А если они до Москвы начнут летать? Вы же с меня спросите! Как, мол, защищаешь границу?
– Обязательно спросим.
– Так как же мне вертеться между двух огней? С одной стороны, дозволять, с другой - не пущать?
– А тебя и поставили для того, чтобы ты вертелся.
– Так точно.
Командующий округом отлично понимал, что разговор с наркомом нельзя заключать на тревожной ноте, что рождает никому не объяснимое чувство вины. Поэтому он сказал бодрым голосом:
– Завтра лечу в Белосток, в четвертую. У Короткова все схвачено, но хочу еще раз проверить.
– Вот это правильно.
Оказывается, и густой бас Тимошенко был способен на модуляции. На том конце трубки явно чувствовалось облегчение. Павлов научился безошибочно различать смену настроения, изначальную задачу командования не только в прямом общении, но и в телефонных переговорах. Сам же подумал, что искусство царедворца рождается не в поколениях. Человек постигает его уже в начале жизни. Когда является нужда. Он, бывший деревенский лапотник из костромской глубинки, быстро превзошел эту науку. И в грозном боевом генерале никто бы не узнал бедного конюховского подпаска. Никакой прорицатель в то далекое время не смог бы сказать, до каких высот вознесет его судьба. Сейчас бы он не уступил, наверное, петровским и екатерининским хитродеям.
Павлову хотелось на подъеме закончить разговор, однако нарком не торопился. Поэтому Дмитрий Григорьевич опять приналег на бодрость:
– Еще раз проверим связь.
– Вот это правильно, - прогудел Тимошенко.
– Там, конечно, есть проблемы. Не хватает радиосредств. Но... нерешаемых вопросов не решаем.
– Ладно, - был ответ.
Дмитрий Григорьевич совсем раскрепостился. Насчет радиосвязи он бил тревогу давно. И безрезультатно. Не только промышленность страны, больше равнодушие самых верхов оставили армию на проводной связи. Тогда как у германцев для управления частями вовсю использовалось радио. Генштаб в этом деле ни с места. Пусть, по крайней мере, помнят, что он говорил. А может, и в самом деле не так страшен черт, как его малюют? Еще немного времени - и все технические неувязки будут решены. Весь вопрос в том, есть ли время.
– А что, Семен Константинович, - бодро сказал Павлов.
– Первый срок прошел. И ничего! Значит, мы правильно рассчитали.
По данным разведки, вторжение немцев планировалось на середину мая. Не этим ли вызван звонок наркома? Павлов позволил себе об этом намекнуть.
– Ну, бывай, - безо всякого перехода прогудел Тимошенко.
– Звони, если что.
Павлов был доволен и последним своим заключением. Пусть Тимошенко доложит Сталину, что командующий западным округом крепок, осведомлен и с оптимизмом смотрит в будущее. Даже если Сталин просто промолчит, это будет великим знамением.