– Нет никаких!
– весело отвечала Надежда, дожидаясь, когда он уйдет, чтобы снова взяться за телефон и звонить в штаб.

В конце концов она сказала адъютанту напрямую:

– Мне срочно нужен Дмитрий Григорьевич! Он сам просил меня позвонить. Найдите его!

Нагловатый голос дежурного не задержался с ответом:

– Товарищ первый уехал.

– Куда?

Почему-то она не подумала, что это может быть военная тайна. И требовала сообщить, где командующий. Ни больше ни меньше. Ее как будто заклинило. Наконец нагловатый голос адъютанта назвал Белосток, самую западную оконечность страны. И Надежда почему-то не усомнилась в правдивости этих сведений.

– Долго он там пробудет?

– Позвоните через неделю. Не советую туда ехать, - вдруг твердо добавил дежурный.

Теперь она могла рассчитаться с ним за издевательский тон.

– Это я сама решу, - бросила она в трубку.

Наглый адъютант сам подсказал ей дальнейшие действия. Конечно, в Белосток.

Она раздумывала одну ночь и целое утро. К вечеру никакие трудности не могли ее удержать. Она допускала, что Дмитрий Григорьевич поразится ее внезапному появлению. Служба - дело святое. Но волшебная весть, которую несла ему Надежда, перевесит все. В этом нельзя было сомневаться. Надо было только мчаться и мчаться вперед. Она не видела кровавого заката, предвещавшего перемену погоды, не замечала резкого холодного ветра, летевшего с темных западных склонов.

Счастливое, взвинченное состояние помогало верить, что все удачно сложится и люди начнут думать, как хочется ей. И скажут те слова, какие она мысленно произносила за них.

Как случалось иногда в критические минуты, ей повезло сразу. Попался водитель армейского грузовика. Правда, ехал он не в Белосток. Но часть пути оказалась общей. Это устраивало Надежду. И она влезла в кабину, нисколько не сомневаясь, что поступает логично и правильно.

К тетке решила не заезжать.

27

В Синево из командировки воротились ночью. На усадьбу свою Иван попал через пролом в заборе, не стал заходить в калитку. Слух об арестантском газике достиг смоленских лесов. По приметам, известным ему одному, попытался угадать, нет ли в доме незваных гостей.

Все было тихо, спокойно, и он вошел в избу. Еще в дороге решил по возможности меньше находиться в деревне. Со слов Верки знал, что речная пойма вся в копнах. За Лисьими Перебегами заканчивали косить. Он решил ночевать там, у костра, или в соседнем лесничестве. А покуда, как командированный, он располагал свободным днем. Поэтому чуть свет помчался к Людмиле узнать про Надежду.

Районная врачиха встретила неприветливо. Молва про "черный воронок", растекшаяся по избам, напугала не только Веркиных подруг. Сама Людмила не чаяла увидеть Ивана после того, что случилось. И уж во всяком случае понимала, что любые контакты с ним сделались опасны. Ей даже странно было думать, что он когда-то занимал ее мысли. От широких плеч веяло силой и молодостью. Однако избыток здоровья этого как бы обреченного человека был ей неприятен. Темный загар и настойчивый взгляд знакомых серых глаз вызывали досаду. И она была рада мстительному чувству, избавлявшему ее от прежних любовных тревог.

На просьбу дать адрес Надежды решительно отказалась:

– Сама приедет и даст. Когда? Узнаешь! Да и нечего вам видеться. Захочет - найдет.

– Как найдет?
– настаивал Иван.
– Наши косят за Лисьими Перебегами. И я там буду. А ей невдомек.

Людмила глянула недобро:

– Я укажу. Какое сегодня число?

– Не помню. Суббота, кажется. Стало быть, двадцать первое.

– Вот жди! Может, завтра, в воскресенье, приедет. Еще будешь здесь?

В ответ Иван окатил ее тяжким взглядом:

– Ну ладно...

28

Надежда в это время была уже далеко от Синева.

В ночное время, на грузовой машине она очутилась на узкой лесной дороге и ехала неведомо куда. С ужасом вдруг осознала, что рискует не чем-нибудь - жизнью. Даже двумя... Отправиться в путешествие с незнакомым человеком, безо всяких объяснений и гарантий - кто это выдумал? Здоровущий парень за рулем может ее ограбить, убить, изнасиловать. Грабить, правда, было нечего. Остальное при ней.

А можно сказать и по-другому. Она ехала к человеку, который стал ей бесконечно дорог. И машина была военная. Водитель в пилотке принадлежал к той армии, которая повиновалась каждому слову своего командующего. И она, только в другом смысле, тоже может назвать его своим.

Грузовик с ревом вылезал из одной колдобины и тут же попадал в другую. Заляпанные грязью фары сперва тускло освещали макушки деревьев, затем упирались в черную бездонную топь. Лицо водителя было непроницаемо. Украдкой вглядываясь в темный, грозный профиль, Надежда пыталась представить, о чем он думает. О дороге? А может, о любви? Она думала о любви всегда - на работе, дома, утром, вечером, ночью. В любви, в ней одной, заключался весь смысл ее жизни. А ведь у других тоже, подумала она, заинтересовавшись мыслями незнакомца. Но тот рвал тормоза с ловкостью фокусника. И ничего нельзя было понять.

Она вернулась в свой мир - мыслями к Дмитрию Григорьевичу. Вой машины нисколько ей в этом не препятствовал, она подумала, что, если бы в первый раз не заставила его пойти до конца в любви, ничего бы сейчас не было. Но теперь они принадлежали друг другу. Неважно сколько - день или год. Даже одно мгновение соединяет людей навеки. Пусть он женат, не надо сейчас об этом думать. Все вышло! И она сама к этому привела. Без мужа, без дома, без семьи - она чувствовала себя невероятно счастливой.

29