Пролетела радужная стрекоза. Трепеща стеклянными крылышками, на мгновение коснулась плеча Цагеридзе и тут же, испугавшись, бочком-бочком унеслась прочь. Ольга, по-ребячьи вскрикнув "ой!", побежала за ней. Гонялась долго, но не поймала.

Запыхавшаяся, румяная, со сбившимся на сторону синим беретом, заправляя под него озорную прядь волос, Ольга упала на ближнюю садовую скамейку.

–  Ой! Чуть вовсе не задохнулась.

Цагеридзе сел рядом.

–  Я все смотрел. И думал: что такое жизнь?

–  Ну-ну... И что же оказалось?

–  Жизнь - это вы!

Ольга отвернулась, положила на спинку скамьи правую руку и медленно вытянула ее вдоль верхней рейки, а левой рукой отыскала запястье Цагеридзе. Пожала легонько, благодарно.

–  Вам нравится здесь?

–  Да.

–  А вы не устали?

–  Я не устал, - сказал Цагеридзе.

Она стремительно повернулась лицом к нему, взяла за руки у локтей, потрясла.

–  Какой вы хороший! Слушайте, Саакадзе, пойдемте вечером к нам в театр? На "Риголетто"! Вы любите оперу?

–  Спасибо, - смущенно сказал Цагеридзе. - Я не знаю, люблю ли я оперу, потому что в оперном театре ни разу еще не бывал. Но музыку "Риголетто" немного помню. Слышал по радио. Музыку я люблю. А в театр не пойду. На костыле. И одет по-солдатски, во всем стираном. Как я могу сидеть там рядом с вами? И мне нужно на поезд.

–  Так ведь поезд уходит завтра, - возразила Ольга, - а я вас приглашаю сегодня. И стираной гимнастерки своей не стесняйтесь. Одежда солдата - самая чистая, честная, благородная одежда. А костыль, раны... - она задохнулась в волнении. - Да все люди на них молиться должны! Вы своей кровью другим жизнь спасали! Как могли вы такое подумать? Как могли этого застыдиться?

Она потянулась к обшлагу за платочком. Стала обмахивать им шею, лицо. Щеки у нее горели. Цагеридзе восхищенно смотрел на Ольгу: ах, как хорошо она все понимает! Но он ничего не сказал. Замолчала и Ольга.

Так они сидели долго. В вершинах сосенок шумел, шебаршил ветер. Еле слышно от поворотного круга доносился грохот трамваев, автомобильные гудки. На всей дорожке, из конца в конец, не было видно ни одного человека. Ольга теперь сидела, устало зажав платочек в кулаке, смотрела куда-то вдаль. Потом тихонько запела:

Сердце красавиц склонно к измене

И к перемене,

Как ветер мая.

С нежной улыбкой в любви клянутся,

Плачут, смеются,

Нас увлекая.

–  Из "Риголетто". Песенка герцога. Вы помните?"... и изменяют как бы шутя!" Вечером послушаем. Какая это чудесная вещь! Глубокая! Входит в самую-самую душу. Больше всех других люблю я эту оперу. - И с прежним оттенком ревности спросила: - Саакадзе, а вас очень любит жена?

Цагеридзе захотелось повести эту игру и дальше.

Захотелось почувствовать себя мужем, имеющим прекраснейшую в мире жену.

–  Я бы ответил вам: "Очень!" Но этого мало. А таких слов, какие означают больше, чем "очень", я не найду. Грустно иметь жену, которая любит тебя не очень.

Ольга скосила на него глаза, тихонько рассмеялась и снова запела:

Если вам милая не изменила,

Значит, без спора,

Изменит скоро...

–  Божественная опера! Но за одну только эту песенку можно отдать все остальное. И за музыку, и... за слова. Когда герцог начинает петь свою песенку - у меня от счастья мурашки по коже бегут. Я живу, я слышу ее! Саакадзе, скажите, а вы свою жену часто ревнуете?

–  Не ревновал никогда. Но если бы моей женой были вы - я стал бы ревновать!

–  Хорошо, когда тебя любят, когда ревнуют, - раздумчиво сказала Ольга. - Ведь сила любви к человеку - это цена его. Что стоит человек, которого совсем не любят? А человеку не хочется, обидно не стоить ничего. Он хочет, чтобы его любили. Саакадзе, вы любите свою жену? Когда вы о ней говорите, мне кажется - вы не любите ее. Я бы даже подумала: у вас ее вовсе нет! То есть для себя, для своего сердца. К вам должна еще прийти какая-то другая. И вы ее пока не нашли.

Цагеридзе сидел, натянуто улыбаясь. Плохой из него получился актер. Он говорил холодные, пустые слова, и Ольга в них не поверила. Надо ли продолжать эту игру?

–  Война за два года, видимо, очень состарила меня, - сказал Цагеридзе, - и вы приняли меня за мужчину. А мне недавно исполнилось всего двадцать лет. Вы угадали: жену я себе выдумал. Но мне хочется, чтобы у меня была жена такая, какую сейчас я себе представил, - он подумал, что этими словами обижает Ольгу, и прибавил с полной искренностью, но с восточной витиеватостью: - Мне хочется, чтобы моя жена была такая, какая есть у вашего мужа.