— Конечно?

Тетушка взяла будильник.

— Ты что-нибудь купила на Гидре после того, как я ушла?

— Нет, я просидела в кафе.

— Должно быть, получила удовольствие?

— Не сказала бы. Ко мне присоединился Титус. Взглянув на нее поверх очков, тетя Лу сказала:

— О, я понимаю. — Она выключила свет. — Спокойной ночи, дорогая.

— Спокойной ночи.

Элис лежала в темноте, прислушиваясь к убаюкивающему шуму двигателей корабля, монотонному звуку, который в прошлую ночь так быстро усыпил ее. Но сегодня спать не хотелось. Она пыталась воскресить воспоминания о годах, проведенных с Титусом, но они ускользали. Она поняла, что есть только один выход, и тихо сказала в темноту:

— Тетя, ты спишь?

— Нет. — Луиза, казалось, ждала этого. — Расскажи мне все, но только если тебе этого хочется. Элис глубоко вздохнула.

— Мне хотелось забыть, не вспоминать, но сейчас…

Она помолчала, пытаясь унять охватившие ее страхи.

Протянув руку, тетя Лу коснулась руки Элис, как бы подбадривая ее.

— Я слушаю, дорогая.

Все началось с ощущения головокружительного яркого чуда, наполнившего глаза Элис сиянием счастья, а сердце — любовью. Она была ослеплена счастьем, ничего не видела, не понимала, кроме того, что ее мечты сбылись. Но хотя с первой минуты они оба знали, что друг для друга значат, они не торопили события. Даже напротив. Они были уверены, что им принадлежит вечность, но старались насладиться каждым мгновением.

Встретившись на пароме, две группы объединились и провели остаток пасхальных каникул в горах Озерного края. Иногда они отправлялись гулять на нижние склоны, иногда мужчины, давали девушкам уроки альпинизма, а однажды по предложению Титуса они разделились на пары и разбрелись кто куда.

Элис особенно запомнился этот день. Тогда Титус впервые поцеловал ее. Оставшись наконец одни, они покинули лагерь и пошли в горы. День был чудесный, теплый и солнечный, на небе ни облачка. Вокруг пели птицы, их крылья казались прозрачными в лучах солнца. Над холмами стоял пьянящий запах лилового вереска. Взойдя на гребень холма, они остановились в молчании, пораженные красотой открывающегося вида.

Элис медленно обводила глазами панораму, отмечая каждую деталь, стараясь сохранить увиденное в памяти навсегда.

— О чем ты думаешь? — тихо спросил Титус, обнимая ее за талию.

— О том, что хочу запомнить этот вид, эту минуту, все!..

Он улыбнулся.

— Тогда я дам тебе то, отчего все это запомнится лучше.

Титус осторожно привлек ее к себе, его глаза, полные желания, смотрели в упор. Она вся затрепетала в ожидании, а он склонил голову, ищя губами ее губы, ласково прикоснулся к ним, так мягко и осторожно, словно смертный, которому позволили пригубить нектар из чаши богов. Какое-то время их губы только касались друг друга, нежно даря короткие, почти неосязаемые поцелуи, но затем Титус кончиком языка коснулся складки между ее губами, и тогда Элис медленно раздвинула губы, словно цветок, открывший лепестки. Дрожь охватила Титуса, и он крепче прижал девушку к себе. Проснувшееся в нем желание зажгло в глубине ее тела факел, и Элис страстно прильнула к нему движением простым и старым, как мир.

Внезапно все изменилось. Титус сдавленно застонал, еще крепче прижав ее к себе. В этот момент она осознала, как сильно он ее хочет. Его губы прижались сильнее, требуя ее поцелуя.

— Титус, Титус, — простонала она, не отрывая губ, не ощущая ничего, кроме необходимости удовлетворить жестокое, всевозрастающее желание быть в его объятиях, целовать и любить. Желание разгорелось, превратившись в пожирающий огонь, охвативший все ее тело, в пламя страсти, которое никогда не угаснет.

Оба стремились сделать поцелуй еще крепче, раствориться в нем. Но затем Титус оторвался от нее, отодвинулся, держа ее за плечи на расстоянии вытянутых рук. Он тяжело дышал. Элис чувствовала, что сердце у него бешено колотится. Его взгляд ошеломил ее. Он был полон такого счастья, как у человека, нашедшего чашу Грааля и понявшего, что теперь она принадлежит ему. Вдруг Титус схватил ее за талию и поднял высоко над землей, а затем закружился с ней.

— Я люблю тебя! — кричал он. — Люблю тебя, Элис!

И окрестные горы подхватили крик, эхом передавая его от вершины к вершине, пока весь воздух не наполнился безумным раскатом. Его признание слышалось на многие мили вокруг: «Я люблю тебя, я люблю тебя, Элис!».

От счастья она немного всплакнула, а он поцелуями стирал ее слезы.

— Я не заслужила этого. Но Титус только смеялся.

— Ты заслужила все, что получишь.

Этот намек заставил Элис густо покраснеть, выдавая ее неопытность, и одновременно наполняя еще большим чувством восхищения и ожидания.

Она подумала тогда, что Титус, возможно, захочет овладеть ею прямо здесь, в этих покрытых цветущих вереском холмах, но прошло несколько недель, прежде чем они стали близки. И сделал он это превосходно, увезя ее летом в свой любимый Египет и поселившись в небольшом домике неподалеку от города. Во дворе дома был фонтан, его струящаяся музыка была аккомпанементом той первой длинной ночи любви. Прекрасная ночь. Прекрасная неделя, за время которой они были совсем одни, и Элис обнаружила, что насытиться любовью невозможно. Ей хотелось не только быть близкой Титусу, но стать его частью. Она также обнаружила, что он был опытнее, но с наслаждением обучал ее искусству любви, доводя ее желание до немыслимых высот, разжигая так, что сам со стоном преодолевал пик наслаждения и страсти.

Но бывали и интерлюдии, когда им просто хотелось быть вместе, друг подле друга, чтобы смотреть, слушать, касаться. Спустя неделю Титусу пришлось вернуться к работе, и он брал Элис с собой на раскопки, водил в темные, полные тишины гробницы, читал ей иероглифы на стенах при свете факела, показывал найденные при раскопках предметы древнеегипетской культуры; его рука легко, но настойчиво обнимала ее за талию. Потом они встречались с его коллегами, англичанами и египтянами, во время обедов в ресторане наблюдали за танцовщицами в развевающихся юбках, держа друг друга за руку под столом, зная, что через несколько часов опять окажутся в объятиях друг друга.