Шрифт:
— Камилла? — лицо Титуса побледнело. Элис уставилась на него, отметив, какое впечатление произвело на него имя этой женщины. Но, сдержав волнение, она продолжала:
— Да, она звонила весь вечер и дважды даже не потрудилась ответить!
— Что она сказала? — тихо, почти робко спросил Титус, но Элис была слишком зла, чтобы заметить это. Он в первую очередь должен думать о ее состоянии, а не о проблемах этой женщины.
— Что ты должен позвонить ей немедленно. Она не просила, она приказывала. И еще она сказала, что ты — ее должник, всегда им будешь! Поэтому ты должен все бросить и делать то, что она тебе прикажет. Ведь ты так и сделаешь? — добавила она в ярости.
Она хотела выйти, но Титус, придя в себя, догнал ее и схватил за руку.
— Куда ты?
— Куда глаза глядят. И не думай, что я вернусь, пока ты со всем этим не разберешься.
— Послушай, дай мне объяснить. Я давно собирался все тебе рассказать, но теперь ты знаешь. Понимаешь, я…
— Не надо! — прервала его Элис. — Я не хочу ничего знать. Эта… эта женщина — сущий дьявол. Отделайся от нее, Титус, только и всего.
Высвободив руку, она направилась к двери. Титус не пошел за ней, но его искаженное лицо стало белым, как простыня.
— Не надо так, Элис.
— Почему, черт возьми?
— Пожалуйста, останься и выслушай меня. Элис вздернула подбородок, и в ее глазах сверкнуло пламя гнева.
— Я уже сказала, что не останусь. Уладь все, чтобы мы опять могли быть счастливы. И она вышла из дома, хлопнув дверью. Встретив группу друзей-студентов, которым тоже нечего было делать, она отправилась с ними в диско-клуб. В такие места она обычно не ходила: Титус тяготел к классике или джазу, и она разделяла его вкус. Но сегодня ей хотелось громкой музыки, чтобы изгнать все тревоги из головы, чтобы яркие огни дискотеки погасили картины разыгравшегося воображения, а хорошая выпивка ускорила этот процесс. Они пробыли в клубе до двух часов ночи, потом всей гурьбой вышли на улицу и после музыкального гвалта тишина ночи подействовала на них оглушающе.
— Я не хочу идти домой, — заявила Элис бойко, хотя голос ее при этом дрожал.
— Тогда пошли к нам, — предложил кто-то из студентов, и они отправились продолжать вечеринку.
В университетских городках, если где-то идет вечеринка, даже импровизированная, как у них, то весть об этом распространяется быстро, и вскоре набралось много народа, послышался звук открываемых бутылок и пивных банок. Когда в доме было уже тесно, они высыпали на улицу и к ним присоединились соседи, разделяя их веселье. В ту ночь вечеринка прошла прекрасно: полиция не появилась, чтобы их разогнать, и они гуляли до рассвета. Элис напилась дешевого вина, натанцевалась с парнями, которые то и дело спрашивали, не ушла ли она от Титуса и не расстались ли они навсегда. Все закончилось тем, что она оказалась на одной кровати еще с двумя девушками.
Около семи утра появился Титус, прошелся по дому, разглядывая спящих, и когда наконец нашел ее, на руках отнес в машину и отвез домой.
Элис ничего не соображала, пока он не поставил ее, одетую, прямо под холодный душ. Она закричала, заметалась, не понимая, что происходит, и пыталась выбраться. Но Титус держал ее под холодными струями, пока она окончательно не пришла в себя и не начала дрожать.
— Теперь вытрись и надень вот это, — приказал он, подавая купальный халат. — Потом спускайся вниз.
— А можно мне лечь в постель? — умоляла Элис. — У меня ужасно болит голова.
— Делай, что тебе велят. Снимай скорее мокрое платье.
— Сделай это ты, — попросила она.
— Если я прикоснусь к тебе, то только для того, чтобы отшлепать, как ты того заслуживаешь.
— О, дурачок, — и она захихикала. Но у Титуса, казалось, пропало чувство юмора и он, рассердившись, начал трясти ее так, что с разметавшихся волос во все стороны полетели брызги. У нее зубы стучали от холода, а от тряски голова разболелась еще сильнее, но яростный блеск в его глазах изгнал из нее остатки похмельного дурмана.
— Оставь меня, — крикнула она.
— Ты переоденешься?
— Да.
— Поторопись. Я хочу поговорить с тобой. Он вышел, а Элис сняла мокрую одежду и несколько минут простояла под горячим душем, потом переоделась. Она надела пижаму и старый халат Титуса, в который завернулась, как в плед, намотала полотенце на мокрые волосы и сошла вниз.
— Садись сюда.
Он разжег камин в гостиной, но шторы были открыты и в окна проникал утренний солнечный свет. Элис зажмурилась, совершенно потеряв представление о времени. Она пыталась вспомнить, что произошло ночью, но в памяти был провал.
— Выпей это.
Она села в кресло у камина, и он протянул ей чашку очень крепкого, горячего кофе.
— Можно немного молока?
— Замолчи и пей!
Она замолчала, подавленная его гневом.
— Зачем ты ушла и так напилась? — спросил через некоторое время Титус. Не могла придумать более взрослого способа проявить свои чувства?
Она отхлебнула кофе, поглядывая на него поверх чашки.
— Ну, тебе нечего сказать? — зло спросил Титус.
— Ты просил меня молчать, — заметила она, не сумев скрыть самодовольства в голосе, все еще ощущая опьянение.