Тем не менее, я продолжал донимать Мать, потому что я всегда имел некое инстинктивное и рациональное недоверие "психического". (В действительности, как бы странно это ни прозвучало, но Мать всегда казалась мне наиболее рациональным существом в мире, как если бы наконец я встретил того, кто был бы воплощенным разумом по сравнению с этим миром сумасшедших, оснащенных наукой и телевидением, и все ее переживания, довольно загадочные для большинства людей, всегда казались мне несущими некую глубокую логику, подобную истинной логике вселенной. Мать -- это истинная логика вселенной. Она была иррациональной ничуть не больше, чем глухой или слепой. Только это следующая логика вселенной, или, возможно, старая извечная Логика, которую, как мы думаем, мы могли бы лучше освоить и "улучшить" в нашей тюрьме.) Я спросил ее, несколько вызывающе: "Но, послушай, не может ли психическое видеть подобным образом?" Нет, вовсе нет! Это не так, как все видения, которые я имела!... Это новое видение вещей не имеет ничего общего с тем, чтобы выходить из материи, чтобы иначе увидеть мир (это давно уже проделывали и прежде, ты знаешь, в этом нет ничего нового, и это не так уж чудесно), это не так: это материя, взирающая на себя, совершенно новым образом, и вот что удивительно -- она видит все дело совершенно по другому. Мать не закрывала глаза, она не уходила в созерцательность и даже не пыталась видеть: вещи просто так обретали форму, спонтанно, перед ее глазами, и как если бы в истинной их форме, как если бы сознание тела взирало на мир своим собственным способом, чисто, без ментального покрытия, которое придает видимый налет сознания, налет культуры, конкретный налет пудры или усов... что вовсе не конкретно, что на самом деле не существует. Это не Мать "видела": вещи показывали себя такими... какими они были на самом деле. И она добавила, с некой юной улыбкой, такой чистой, столь детской, которая растягивала ее лицо (странно, но в такие моменты она выглядела как смеющаяся китаянка!): Все начинает становиться таким, как если бы все это виделось в первый раз и под совершенно другим углом -- все, все: характер людей, обстоятельства, даже движение земли и звезд; все подобно этому, все стало совершенно новым и... неожиданным, в том смысле, что все это человеческое видение: полностью ушло! Так что вещи поменяли видимость!

Короче говоря, ложная материя постепенно исчезала, та самая материя с лощеными усами -- та самая с тяжелыми вибрациями.

Но нечто остается, что является истиной Материей.

Вуаль нереальности

Мало-помалу, в результате постепенного ослабления ячеек сети, это явление нарастало по интенсивности и охвату. Это было видение повсюду. Мы с трудом можем назвать это "видением", потому что оно не имеет ничего общего с волшебной и приукрашенной физической реальностью -- нет аур, нет ливня цветов или музыкально-картинных узоров: более научное физическое, мы могли бы сказать, подразумевая более точное, без очков, окрашивающих в розовый цвет. Но чем больше проявляется та реальность, тем более нереальной становится другая, как если бы глаза больше не могли бы видеть то, что не истинно -- в точности противоположное явление тому, что происходит в нашем мире, где чем более ложные вещи, тем громче они и больше бросаются в глаза: Например, когда я смотрю на людей, то не вижу их так, как они видят сами себя, я вижу их с вибрацией всех сил, которые находятся в них и проходят через них, и довольно часто со всевышней Вибрацией Присутствия. И как раз поэтому мое физическое зрение находится в процессе не исчезновения, а изменения характера, потому что физические детали обычного физического зрения... ложны для меня. Даже ее язык больше не мог пробовать того, что было ложно! Эти последние дни я переживала изменение в качестве вкуса. Определенные вещи имели искусственный вкус (обычный вкус является искусственным вкусом), а другие несли В СЕБЕ настоящий вкус; тогда это очень ясно -- очень ясно и очень точно. То, что очень точно для нас -- это как раз то, что становится наиболее затуманенным (я говорю и Мать говорит о сущностно человеческом мире, потому что деревья и фрукты и весь естественный мир удерживает свою естественную точность). И этот туман стал некой вуалью, который поначалу она не могла хорошо различать, за исключением того, что по внешним признакам она становилась слепой -- теряешь все "качества" старого вида. Это видение довольно странное. Как если бы всегда была вуаль между мной и вещами, постоянно [это было в 1965 году, до того, как она "официально" стала слепой], я так привыкла к этому... а затем, совсем внезапно, без какой-либо видимой причины (я имею в виду какую-либо внешнюю логику), нечто стало ясным, отчетливым, резким -- в следующую минуту все кончилось. Иногда это слово в письме, иногда предмет. И это видение другого качества... Как бы это объяснить? Как если бы озаряющий свет был бы внутри, вместо того, чтобы быть над предметом, это не отраженный свет. Этот свет не столь яркий, как, например, свет свечи или лампы, это не так; вместо того, чтобы отсвечивать, объект имеет собственный свет, который он не испускает. Это происходит все чаще и чаще, но без какой-либо логики. Имеется в виду, что я не понимаю логики этого. Но видение столь необычайно точное! С полным охватом вещи, виденной в тот момент, когда вы видите ее. Например, рано утром, когда я поднимаюсь, я иду в ванную комнату, прежде чем зажечь свет (но я вижу так же ясно, как когда свет зажжен, это не составляет никакой разницы); однажды показалось, что все было за какой-то вуалью. Тогда я обратила на это внимание и сказала себе: "Но все это становится столь тусклым, это совсем не интересно!" И я начала осознавать ту или другую вещь. И внезапно я увидела в шкафу это явление бутылочки, становящейся совершенно ясной... со внутренней жизнью. Да! сказала я себе, что ты на это скажешь! В следующую минуту все ушло. Очевидно, это подготовка видения через внутренний свет вместо отраженного. И это очень... о, это теплое и живое и интенсивное -- и столь точное! Все видится одновременно, не только цвет и форма, но и характер вибрации. Это было так чудесно... Но не совсем так, это как если бы я была за вуалью, вот точное впечатление: вуаль. И, внезапно, нечто ожившее с истинной вибрацией. Но это редко... И с ее извечной иронией, она добавила: Вероятно, не так уж и много вещей можно увидеть!

Это вуаль странно напоминает вуаль физического разума, который окутывает клетки, все и каждую клетку, в темный кокон, потому что, как только она постепенно выходила из сети, другое видение -- которое она называла "следующим способом" -- становилось не только естественным, спонтанным и постоянным, но и универсальным. И, довольно любопытно, это было не только "видение": Не могу сказать, что это "образ": это знание. Я не могу даже сказать, что это знание, это... это нечто, являющееся ВСЕМ одновременно, и там, в том глобальном восприятии, старый обычный способ видения глазами казался все более и более нереальным... в конце концов, что сказал бы сурок, если бы у него постепенно развилась пара человеческих глаз? Исчезает ощущение "конкретного" -- исчезает все больше и больше. "Конкретное" видение, "конкретный" запах, "конкретный" вкус, "конкретный" слух, все это как нечто далеко, далеко отошедшее в нереальное прошлое -- и это сухое и безжизненное конкретное замещается нечто очень простым, очень полным, в том смысле, что все чувства действуют одновременно, нечто ОЧЕНЬ СОКРОВЕННОЕ СО ВСЕМ. Прежде каждая вещь была отдельной, разделенной, без какой-либо связи с другими вещами, и очень поверхностной -- вещь была очень точной, но и очень поверхностной, как острие иглы. Это больше не так. И, прежде всего, есть ощущение сокровенности, то есть, нет расстояния, нет разницы, нет нечто, что видит, и нечто, что видится со стороны... Мать начала уходить в тот ультрамариновый океан клеточного сознания, где тело распростерто повсюду, и что там "видеть"? Не нужно ничего "видеть", как когда вы находитесь снаружи: ведь теперь вы в нем. Вы являетесь, поэтому вы видите и слышите и ощущаете запах. Вы являетесь всем, что происходит в каждой вещи. "Некое осязательное видение", -- как она выразится. Это выше видения. Некое восприятие, в котором больше нет какой-либо разницы между органами. И это восприятие... да, тотальное, это одновременно видение, слышание и знание. И всегда впечатление нечто такого гладкого -- нет ударов, нет конфликтов или усложнений, как если бы ты больше не мог столкнуться ни с чем, больше не мог... Это довольно интересно.

Текучая жизнь, везде, во всем.

Парадоксальная жизнь, все более и более парадоксальная, на границе между гусеницей и бабочкой -- но все больше больше на стороне бабочки. Раньше, когда я брала увеличительное стекло, я могла очень хорошо читать, но теперь это не помогает мне вовсе, вещи не проясняются, всегда все тот же туман. Просто они увеличиваются, и на этом все. Странно, просто они выглядят крупнее, но это все одно, вся та же вуаль... нереальности.

Материя не становилась нереальной на манер иллюзионистов; отодвигался в прошлое человеческий способ видения Материи. Это очень странно; в действительности, как если бы тело Матери становилось все более ясным и более точным инструментом -- истинным и точным, потому что он был тотальным -- который больше не мог регистрировать что-либо иное, чем то, что было на самом деле -- некий тотальный супермикроскоп, который не мог видеть фантомы, если можно так выразиться, или несуществующую Материю. Теперь мы понимаем, почему Шри Ауробиндо назвал это "Истиной-Сознанием", и в каком смысле он "ослеп". Я никогда не видел мир так хорошо, как после своего уединения, -- писал он.

Естественно, нам могут сказать, что человеческое видение, реальное или нереальное, в совершенстве адаптировано к человеческой среде, как сурок в своей норе -- но дело в том, чтобы знать, навечно ли боль и смерть также "адаптированы" к нашей жизни, или же они являются некими нереальными и устранимыми паразитами.

Живое видение

Эта разносторонняя жизнь приходила в маленьких мазках переживания; можно было чувствовать, как она ощупью прокладывала себе дорогу через тело Матери, чтобы найти нужные средства своего выражения. Должна была установиться некая новая жизнь, как когда некий маленький долгопят на Филлипинах должен был в первый раз открыть свое бинокулярное видение, но здесь видение не является таким видением и имеет миллионы глаз -- действительно, это не видение, это образ жизни, "способ бытия", как скажет Мать. И если не некий окончательный способ бытия, то было бы ошибочно принять переживания Матери как некую библию нового мира, боже упаси! Она бы содрогнулась, она, которая не дрожала ни перед чем. Те переживания, из которых мы сейчас можем выбрать несколько, указывают скорее на общее направление развития, на его процесс; и, скорее всего, новый вид усовершенствует, адаптирует и разнообразит эти инструменты. Это только первые шаги нового мира. Сотни странных или комических или иногда даже мучительных переживаний, которые запугали бы кого угодно, только не Мать. Внезапно Мать открыла все достоинства Матильды и ее позитивисткого воспитания "железного прута": Это было чудесное воспитание, мой мальчик! Чудесное. Я бесконечно признательна ей за это... Я не верю, что есть кто-либо более материалистический, чем я была, со всем практическим здравым смыслом и позитивизмом, и теперь я понимаю, почему это было так! Это была наиболее прочная база, необходимая для тех переживаний: нет опасности воображения.

Мы ищем механизм, а не истории (в некотором отношении жалко, что это так, но читателям Адженды доступны эти истории). Как бы там ни было, можно выбрать одно довольно типичное и поразительное переживание. Груды писем ожидали Мать, и она говорила себе: "я должна их все просмотреть", но никогда на это не хватало времени. Затем одним утром я внезапно почувствовала некую тяжесть в своей голове, и такую же тяжесть в груди и... странно. Я никогда раньше это не чувствовала. Все ощущения обострились. Поэтому я закрыла глаза и... лавина: кавалькада звуков, цветов, даже запахов, которые набрасывались на меня с невероятной реальностью и интенсивностью -- я никогда прежде не переживала такого, никогда. Я посмотрела и сказала себе: "Что же, неплохой способ сойти с ума!" И я начала делать все необходимое, чтобы остановить это. Но это не прекращалось! Это хотело продолжаться. Так что я сказала себе: очевидно, если есть этому причина, то по этой причине я имею это переживание. Я смотрела, изучала, наблюдала. И я увидела, что способность ощущать неимоверно усилилась, ты понимаешь, невероятно возросла, из-за нарушения равновесия среди способностей существа. Было нарушено естественное равновесие, которое спонтанно гармонизирует и организует вещи, чтобы создать связное целое -- нарушено в пользу способности ощущать. И так что, естественно, способность ощущения грандиозно возросла и даже грубо навязывала себя. Затем это переживание улетучилось. Два-три дня спустя кто-то просматривал почту и почитал Матери одно из писем: "Что Вы думаете об ЛСД? Может ли этот наркотик помочь прогрессу человеческого сознания?" Внезапно Мать разразилась смехом. Ей не нужно было "думать" о значении ЛСД: она пережила ЛСД. И так я имела переживание, не поглощая наркотик! И все было в том переживании: звуки, цвета, запахи... Не было "как если бы": это проживалось. Проживалось спонтанно.

И все переживания этого нового (я почти не сказал "видения", но, очевидно, это нечто иное), нового восприятия или способа бытия -- того же самого живого рода: нечего "знать" - вы являетесь этим. Теперь это восприятие, которое включает все -- вкус, цвет, запах, звук, знание -нащупывало свои средства выражения, и через определенные повторяющиеся переживания казалось, что оно принимает форму некоего киноэкрана, но не "внешнего" экрана, на который смотришь как зритель в кинотеатре; это внутренний экран... в который входишь! Вы входите в экран и начинаете переживать историю: она происходит в вас. Это не так, что вы смотрите на нее извне: вы живете ей. Как-то рано утром это экран открылся, и она увидела (не так, что она "увидела", вы понимаете; это случилось, случилось с нею), она увидела священника и мальчика, идущего к ней, чтобы совершить последний обряд! Я не чувствовала себя как-то больной, но, как бы там ни было, это произошло!... Они хотели мне дать последнее причастие, и так я смотрела -- я смотрела, я хотела видеть. Я сказала себе: что же, прежде чем отослать их, посмотрим, что это такое (я не имела понятия, почему они пришли, ты понимаешь; кто-то прислал их для последнего причастия). Я внимательно наблюдала, чтобы понять, имело ли все это силу, не было ли это намерением нарушить прогресс души и привязать ее к старым религиозным формациям... И сразу после этого внезапно все исчезло (как с экрана), и все кончилось. Тем не менее, Матери действительно было дано последнее причастие, можете поверить в это! На следующий день она получила письмо от одного умирающего джентльмена из католической семьи, спрашивавшего ее, следует ли ему принять последнее причастие, не нарушит ли это свободу его души... Теперь Мать знала. Она уже подверглась этой "операции". Это странно, ты знаешь. Это не был ментальный контакт, который позволяет узнать, что написал тот джентльмен; нет, это было переживание. Это всегда в форме переживания, ДЕЙСТВИЯ: нечто, что должно быть сделано, делается; или то, что нужно знать, узнается. Это не ментальная транскрипция, которую имеешь в обычной жизни. И все это происходит ПРИ ДНЕВНОМ СВЕТЕ, не когда я сплю. Однажды такое произошло сразу после того, как я приняла ванну. Внезапно приходит нечто, завладевает мною, и я начинаю проживать некую жизнь, пока нечто не будет сделано -- действие -- а как только оно сделано, все исчезает. Причем исчезает без следа. Тем не менее, она проведет целую ночь, восемь часов, в теле умирающего ученика со всей его агонией, и не "как если бы": она была умирающим человеком. Сознание тела было сознанием умирающего тела, со всей его агонией, болью... И это продолжалось долгое время, всю ночь. Я видел ее после этого, и она была все еще потрясена этим -- не приходится удивляться. А несколько часов спустя ей сказали, что ученик умер. Так я поняла...

Но что за чудесный способ "познания", это несравненно! Теперь мы полностью понимаем смысл понимания: это непосредственно и проживаемо, во всей полноте. Все наше знание, как оно называется, это просто воображаемая и уклончивая болтовня, основанная на измышлениях, через вуаль нереальности. Здесь же живет само тело -- и "чистое" тело, как всегда, без мягкой подстилки сфабрикованного псевдо-знания и псевдо-ощущений; другими словами, без старых штампов, темного искажающего клеточного кокона. Каждый день, тридцать, сорок раз происходит так: нечто приходит и завладевает мною, совершенно внезапно я ухожу в определенную концентрацию, я ЖИВУ некоторой вещью -- точнее говоря, я ловлю себя посередине какой-то работы. И эти неожиданные кусочки жизни -- или, скорее, действия, потому что это всегда включает делание чего-то (это некая работа, средства работы) -- будут нарастать в своем диапазоне, становится все более неожиданными и универсальными: Я ловлю себя на том, что говорю с людьми, которых по большей части я даже не знаю, затем я описываю картину: если они сделают такую вот вещь таким вот образом, то получится такой-то и такой-то результат. Это как эпизоды в сборнике рассказов или фильме. Затем внезапно, в этот же день или на следующий, кто-нибудь говорит мне: "Я получил от тебя послание, в котором ты говоришь написать такому-то человеку и сказать ему такую и такую вот вещь!" А я не делаю это ментально, это не так, что я говорю: думаю, тебе следует написать этому человеку и сделать такую-то вещь -- вовсе не так. Я живу этим. Я живу или описываю картину, и она кем-то воспринимается. И это происходит здесь, во Франции, в Америке, повсюду. Становится довольно забавно... Кто-нибудь пишет мне: ты сказала мне это. А это одна из моих "картин"! Одна из картин, которую я прожила -- не прожила, а одновременно прожила и создала! Не знаю, как объяснить это. Как если бы, в этой конкретной жизни, Мать создавала или вылепливала обстоятельства -- и это совершенно естественно, поскольку она была обстоятельствами. Она была тем самым случаем, так что если она поворачивала "баранку" влево (возьмем простенький пример), то "совершенно естественно" человек, управлявший машиной, поворачивал влево. Этот случай не был нечто "вне": она была в нем. Она была случаем. И некоторые из этих историй включают страны, некоторые включают правительства. При этом я даже не знаю результатов -- возможно, спустя некоторое время, мы увидим. И в этой деятельности я имею всевозможное знание, которого у меня не было! Иногда даже медицинское знание или техническое знание, которого у меня вовсе не было -- у все же оно у меня есть, ты понимаешь, потому что я говорю: будем делать так... Забавно. Конечно, нет нужды в техническом знании: она является знанием, так что все известно автоматически!