— Как ты могла?! — Мстислав захлебнулся гневом. — Невероятная подлость! Ты опозорила мою честь и мое имя!

Девушка ловко свернула аркан, деловито уложила в сумку.

— Ты разве успел назвать свое имя? — спросила она.

— Нет, но как ты посмела…

Виста резко перебила его.

— Как ты посмел забыть о деле? Ты княжий воин, гонец, везущий важное письмо своему князю, как ты посмел забыть о деле, ради которого ты едешь в Киев? Когда я спрашивала тебя, что ты везешь в Киев, ты не ответил мне и поступил совершенно правильно — ты помнил о деле! А теперь, стоило показаться первому встречному, у которого плечи чуть пошире, а меч побольше, как ты сразу забыл обо всем на свете? Отдал письмо мне, человеку, которого едва знаешь, который может быть вражеским лазутчиком! — не стоило, конечно, бросать на себя даже тени намека, но в данном случае Виста сочла возможным усилить эффект своих слов.

Мстислав молчал, сдвинув брови.

— А он? — она кивнула на лежавшего. — Ты не подумал, что он, так же, как и гуль, может быть послан, чтобы перехватить твое письмо?

— Но если нет, — тихо возразил Мстислав. — Моя честь…

— Великие боги! — Виста всплеснула руками. — Какому дурню доверили важное государственное дело! Пока ты на задании — для тебя не должно быть таких понятий, как честь и совесть, для тебя существует только задание, только цель!

Она бросила ему футляр и письмо.

— Нам пора ехать, с минуты на минуту он придет в себя, и мне почему-то кажется, что он будет не слишком рад увидеть нас…

Мстислав прыгнул в седло, стараясь не глядеть в сторону девушки. Коварство девушки настолько потрясло его, что он просто не знал, как себя вести. Его воинская честь, его воинский опыт подсказывали ему немедленно убить ее на месте, как гнусного татя, и будь она мужчиной — он бы не медлил ни секунды! Но ведь она женщина, более того, совсем недавно он был вынужден признаться себе в некоем к ней чувстве…

— Если он едет в Киев, а он ехал в том направлении, он найдет меня и без имени.

— Вот тогда и будешь доказывать свою силу и удаль.

Некоторое время они ехали молча, а потом Мстислав пробурчал:

— А плечи у него ничего не шире… Да и меч мой будет поболее!

Тайкес с уважением смотрел на ровную и гладкую черную скалу, уходящую далеко ввысь. Все ловушки, преграждавшие ему дорогу по пути сюда, начиная от простейших ям с кольями и заканчивая хитроумными магическими западнями, выглядели теперь детскими игрушками. Заклятие полета, конечно же, могло значительно облегчить подъем на столь неприступную вершину, но именно сейчас магией пользоваться было нельзя. Жилище Кащея располагалось слишком близко, и он наверняка почуял бы волшбу.

Он обвязал лоб платком, чтобы пот не заливал глаза и прильнул к холодному утесу. Он знал, что скала только кажется такой монолитной. Но стоит приблизиться или, еще лучше, прикоснуться — сразу замечаешь и чувствуешь его изъяны. Мельчайшие неровности, выступы и ямки, шероховатости и царапины — все это в изобилии покрывает любую гору, любой утес, каким бы неприступным он не казался вначале. Это банальная истина, которую знают все. Или почти все. Но почти никто не умеет пользоваться этим. Люди умеют лишь корежить камень, кто во что горазд. Вбивают клинья, царапают стальными крючьями и шипами, превращая восхождение в самую настоящую войну! Они не хотят знать, что с горой нельзя поступать, как заблагорассудиться. Особенно, если она крута и опасна, как эта скала.

Тайкес никогда не забывал об уроках, полученных в клане Серебристых Клинков. Он хорошо помнил, что к горам, особенно к тем, на которые хочешь взобраться, нужно относится как к живому существу, все чувствующему и все понимающему. Горы живут своей жизнью, иначе, чем человек, по-своему, но, тем не менее, живут! И потому всегда сопротивляются разрушению, которое им несут люди, всегда борются с тем, кто нещадно раскалывает их твердые, но такие хрупкие тела… Таких глупцов не спасают ни клинья, ни крючья, ни веревки. Они срываются и гибнут. Только единицы из них умеют быть сильнее и умнее, умеют перехитрить горы. Но и то лишь до поры, до времени.

Только голые руки, немного опыта и никаких инструментов — этому учили его. И самое главное — нежность и любовь!.. Когда он впервые услышал это, он смеялся до слез. Но когда клановый наставник, уже весьма пожилой человек, взобрался, как паук, на отвесную стену Тайкес замолчал и замолчал надолго. Уж что-что, а учиться он умел… А потом и он иногда слышал этот смех, смех недалекого и тупого человека, уверенного в том, что мир прост, как выеденное яйцо. Он слышал его в какой-нибудь придорожной корчме, когда спьяну пытался поделиться этим знанием. Этот смех так напоминал его собственный, что Тайкес никогда не позволял ему продолжаться слишком долго.

Искусство восхождения сродни искусству любви. Если скала примет тебя, если поймет, что ты не желаешь причинить ей боль, то нет на свете высоты, которую нельзя было бы взять!.. На первом этапе важно было подготовить ее. Здесь противопоказаны торопливость и небрежность. Только аккуратность, точность и предельное внимание. Затем, когда она привыкает к человеку, а человек привыкает к ней, можно увеличить скорость. В такие минуты человек как бы растворялся в этом скольжении по камню, не замечая, как стремительно преодолеваются значительные расстояния. В таком состоянии ему не приходилось искать зацепки в скале. Скала раскрывалась, она сама подставляла под его нежные пальцы свои выемки и выпуклости, она льнула к нему, не давая оторваться от ее прохладного тела. Восхождение превращалось в полет!..