Спирька скоро убежал домой. Я допивал третий стакан чаю, налегая на шаньги, жирно помазанные маслом.

Когда все встали из-за стола, хозяин сказал:

– Ешь ты, парень, хорошо - должно быть, хорошо и работать будешь.

Хозяева стали собираться спать. Матвей бросил мне старый, рваный полушубок и сказал:

– Стели на конике и ложись спать.

Разувшись, я лег на разостланный полушубок и укрылся своей сермягой. Уснул после дороги сразу.

Утром хозяин разбудил меня еще до солнышка, и мы пошли задавать лошадям корму. Кроме Гнедка, я увидел в пригоне еще буланую лошадь с черным хвостом и гривой. Мы принесли по охапке сена, разложили его в колоде и полили колодезной водой. Потом хозяин посыпал мокрое сено отрубями и перемешал длинной палкой. Лошади нетерпеливо тянулись мордами к колоде, но он добродушно их отгонял:

– Потерпите, слаще будет...

Выходя из пригона, он наставительно сказал:

– Следующий раз будешь замешивать сам. Запомнил как?

Я кивнул головой. Запоминать мне было нечего. Хотя и редко, но мешанину для Игреньки мы с братом делали.

На другое утро я пошел в пригон один. Натаскал в колоду сена, вылил на него четыре ведра воды из колодца и стал перемешивать, но колода приходилась мне по грудь - и переворачивать палкой сено было трудно, да и лошади не слушались, все время лезли мордами в колоду.

Намешав лошадям корму, я пошел было в избу, но на крылечко вышла Марфа - так звали жену Матвея - и послала меня поить коров. Тяжелая деревянная бадья опять несколько раз опускалась на дно колодца, и долговязый журавель тоскливо скрипел над головой.

Когда я вернулся в избу и сел пить чай, рубаха прилипала к потной спине и плечи немножко ныли...

У моего хозяина, кроме новой избы, стоявшей вдоль улицы, была еще старая, совсем покосившаяся, в которой никто не жил, а только хранились вещи.

Я прослышал, что в старой избе стоит корзина с книгами, оставленная младшим братом хозяина, Семеном, жившим больше в городе. В первое же воскресенье, когда все ушли в церковь, я забрался в старую избу, открыл корзину и стал перебирать книги.

Больше всего понравился мне "Песенник". Перелистывая страницы, я находил в нем знакомые песни: "Во саду ли в огороде...", "Ой, полна, полна коробушка...", "Ах вы, сени, мои сени...", "Ой, да ты калинушка...".

Многое в "Песеннике" я прочитал вслух, кое-что пробовал петь, но мне не терпелось посмотреть и другие книжки.

На самом дне корзины я увидел толстенную книгу, такую тяжелую, что ее пришлось вытаскивать двумя руками. На ней был выдавлен крест и золотыми буквами написано: "Библия". Мне даже стало страшновато. Бабушка рассказывала, что от библии один человек в Камышлове сошел с ума "зачитался".

С трепетом раскрыл я толстую книгу и медленно стал читать:

"...Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду..." Я остановился. Оглянул пожелтевшую страницу и стал читать дальше: "...Азор родил Садока; Садок родил Ахима; Ахим родил Елиуда; Елиуд родил Елеазара; Елеазар родил Матфана; Матфан родил Иакова..." Я остановился снова, уставясь в окно, перед которым ходил белый петух.

"Как же может родить мужик мужика?" - подумалось мне. Читать дальше я не стал...

Приближалась пора сеять. Матвей выкатил из сарая телегу, осмотрел бороны и начал готовить семена.

По соседству с моим хозяином жил богатый мужик Сидоров. Он тоже готовился к весне и покрикивал во дворе на своего работника Фомку, смирного на вид и худенького парня лет четырнадцати.

С Фомкой мы успели бы уже подружиться, если бы не помешали этому наши хозяева. В то же воскресенье, когда я смотрел книги в старой избе, они столкнули нас, как молодых петухов. Оба хохотали, подзадоривая нас. Особенный задор проявлял Матвей.

– Давай, давай, Степка... Так его, так... Поборет он твоего Фомку! Смотри, смотри, что делает!.. Под ножку, под ножку его!
– кричал Матвей.

Я и сам не понял, как это получилось, но Фомку я действительно поборол. Матвей насмешливо сказал Сидорову:

– Дермо твой Фомка! Степке-то девять лет, а твоему?

Сидоров что-то мычал и строго поглядывал на Фомку, который смущенно стряхивал пыль со штанов.

– Пойдем, орел, круг остался за тобой!
– весело сказал Матвей и направился к калитке.

На другой день, когда я вытаскивал из колодца бадью с водой, Фомка подошел ко мне и рассудительно, без злобы, сказал:

– Что ты, Степка, из кожи-то лезешь? Хозяина повеселить охота? Поборол ты меня потому, что мне не хотелось с тобой по-правдашнему бороться. Хозяевам-то что - забава, ржут, как жеребцы, а ты стараешься.