– А вот по Киркегору выходит иначе. У человека можно отнять все, но только не свободу. Если же он сам на нее будет покушаться, что же в итоге останется?

Доктор улыбнулся.

– Читывал, читывал!.. Да только понимание свободы Киркегором – довольно вычурно. Он мазохист, и этим все сказано. Великий патриарх скорби, ополчившийся против масс. Еще один Печорин. Красивая трагика, но не истина. Когда общество страдает паранойей, возможно, только шизофреники более-менее нормальны. Это ведь тоже его идея! Правда, он не подумал о том, что все можно перевернуть другим боком. Если общество повально заразить шизофренией, то нормальными будут выглядеть как раз параноики.

– Почему обязательно либо те, либо другие? Почему мир не может быть просто нормальным?

– Потому что слово «норма» – всего-навсего пустой звук. Нормы диктуются людьми и обстоятельствами, но оттого не теряют своей условности. Нормальный мир – утопия, Павел Игнатьевич. Положа руку на сердце, скажите, сколько нормальных людей вы повидали на своем веку?

Я фыркнул, ничего не ответив.

– Вот видите. Их столь мало, что говорить о них всерьез не приходится. Скорее клиническим случаем являются именно они, поскольку жить в этом мире, не спятив, представляется чем-то противоестественным. – Артур качнул головой. – Мне тут присылали послечеченскую статистику – о психозах среди солдатиков и мирного населения, на днях снова перелистывал. То есть, возможно, эти цифры тоже занижены, но и они повергают в ужас. А ведь это не первая война. И даже не сто первая! Каждая новая междоусобица дает гигантский шлейф последствий. Получается что-то вроде снежного кома, и в генах откладывается роковой заряд, выходящий из нас недомоганиями и болезнями. Вывести его в состоянии только мы сами. Никакая медицина нам в данном мероприятии не поможет. Разве что самую малость – подтолкнув и подсказав.

– Да ты философ, Артур!

– Всегда был таким.

– Вот уж никогда бы не подумал.

– Все объясняется просто. Раньше мы с вами говорили об иных вещах.

– Пожалуй, да… – Я неловко поднялся, стиснул в пальцах набалдашник трости. – Значит, парень мой обречен?

– Почему же? – Артур неспешно вынул из кармана ручку, придвинул к себе лист бумаги. – Разумеется, кое-что я ему выпишу. Только если парень не дурак, а мне почему-то кажется, что так оно и есть, то особо на всю эту химию он уповать не станет. Как я уже объяснял, дело в нас самих, и это следует понимать.

Он протянул мне покрытый торопливыми строчками лист, на секунду мы встретились глазами. Булавочные зрачки доктора ощутимо кольнули, магнетизм его взора чувствовался совершенно явственно. И я ответил. Совершенно непроизвольно, потому что вовсе не собирался этого делать. Знакомый щелчок в голове породил легкую вспышку. Сотрясенный мозг тяжело реагировал на подобные фокусы. Собственно, я даже понадеялся, что доктор ничего не почувствует, но он ПОЧУВСТВОВАЛ. На лице Артура промелькнуло удивление, его явственно качнуло.

– Боже мой! Вы…

– Да, к сожалению, ухожу. Пора. – Я поспешил отвернуться, шагнул к выходу. – О делах как-нибудь договорим позже.

– Да, да… – растерянно откликнулся Артур.

Похороны прошли довольно скромно – в пику нынешним навороченным кортежам крутых. Прощание с другом – не балаган и не шоу для любопытствующих. А демонстрировать мускулы цивильнее в иных ситуациях. Впрочем, с полдюжины репортеров я все же соизволил к себе подпустить, сквозь зубы процедил, что награда за информацию о киллерах будет приличной и суммешку в полсотни тысяч баксов я уж как-нибудь наскребу. Обещая столь лакомый приз, я фактически подписывал смертный приговор орлам мотоциклистам. Никто, разумеется, о них не заявит. Не таким я был наивным простачком. Однако когда в ход идут астрономические цифры, дружба колется пополам не хуже сосновой чурки. Пареньков попросту пришьют свои. От греха и соблазна подальше.

Один из репортеров блеснул объективом фотоаппарата, сверкнул блиц вспышки. Я сумрачно покачал головой, и фототехнику у газетчиков оперативно изъяли. Все, что им дозволялось во время похорон, это работать карандашами в своих блокнотах и нашептывать фразочки на диктофоны. Хватит с нас и скрытых камер, что наверняка стрекотали справа и слева, притаившись в чемоданчиках и под шубами бесчисленных милицейских агентов. В сущности таковых несложно было вычислить, а, вычислив, вежливо спровадить с территории кладбища, но зачем? Та же пресса раздражала куда сильнее, и именно для команды борзописцев мы пытались разыграть этаких скромняг-пуританцев, не претендующих на мавзолеи и ячейки в заповедных кремлевских стенах. Следуя указаниям Ящера, организаторы похорон обставили все крайне просто. Не было никаких катафалков, не было даже европейского гроба с бронзовыми ручками и лепестковой каймой. Ганса и его сотоварищей хоронили, как нормальных российских смертных, и этим я тоже хотел подчеркнуть особость всего происходящего. В самой процедуре прощания таился вызов тем, кто лишил меня ближайшего помощника. Уж их-то, я точно знал, понесут и повезут, упаковав на американский манер в полированное дерево, арендовав на пару часов главный проспект города. То есть, если, конечно, найдется кому упаковывать и везти. На этот счет у меня имелись серьезные сомнения.

После кладбища, поехали в ресторан, соучредителем которого некогда числился и Ганс. Рядовая публика расположилась в банкетном зале, сам я с Безменом, Дином и Утюгом устроился в отдельном кабинетике. Сюда же, стараясь не маячить на глазах общественности, притопали Хасан, Август и Артур. Вся верхушка айсберга оказалась в полном сборе. Все, кроме Каптенармуса и его бригады, что в этот невеселый день обязаны были бдить, обеспечивая безопасность траурных мероприятий. Разумеется, не участвовал в церемонии поминовения и многочисленный штат директоров корпорации. Они тут были ни причем. Достаточно того, что вассалы прислали около сотни венков, создав на месте могилы подобие лепесткового кургана. Правда, и это мне не слишком понравилось. Сразу после того, как репортеры удалились, три четверти венков аккуратно разбросали по соседним могилам. Ганс не любил показухи, вот и нечего метать бисер.

Собственно, здесь, в ресторане, я тоже ничего особенного устраивать не намеревался. Смерть Ганса собрала нас вместе, и этого было довольно. При общем молчании я поднял рюмку и глухо пообещал:

– Как этот год начали, так, по всей видимости, и закончим. Предстоят бурные дебаты, так что ты, Артур, готовь свои скальпели, а ты, Хасан, – свои щипчики. Уже через пару дней мы будем точно знать, кто укусил Ганса, а следовательно и всех нас.

– И тогда мы укусим в ответ, – обронил Дин. Сухой, как жердь, он сидел несколько особняком от других, но ему это позволялось. Я внимательно взглянул на него.