– В Индию?

– В один из ее диких лесов, где слышен рев льва, пантеры и тигра... Героическое сражение, о котором мы только что читали... будет происходить на наших глазах во всем ужасе реальности...

– Что это? Шутка, конечно?

– Нисколько. Я обещаю вам показать настоящих диких зверей, страшных хозяев страны нашего полубога... рыкающих львов... ревущих тигров... Это ведь получше книг?

– Но, однако... позвольте...

– Нечего делать... надо открыть вам тайну моего сверхъестественного могущества. Пообедав у моей племянницы после прогулки, мы отправимся на очень интересное представление в театр Порт-Сен-Мартен... Укротитель самых удивительных и действительно диких зверей показывает их среди декораций леса и ведет со львами, тиграми и пантерами ожесточенную борьбу. Весь Париж сбегается на эти представления, и весь Париж увидит вас там прекраснее и очаровательнее, чем когда-либо...

– Я согласна, согласна, - с детской радостью говорила Адриенна.
– Да... вы правы... я буду ощущать особое удовольствие при виде страшных чудовищ, которые напомнят мне тех, с кем геройски сражался мой полубог. Я согласна... потому что первый раз в жизни я хочу, чтобы меня нашли красивой... все на свете... Я согласна... потому что... я...

Мадемуазель де Кардовилль прервал сначала легкий стук в дверь, а затем появление Флорины, доложившей о приходе Родена.

5. КАЗНЬ

Роден вошел. Ему достаточно было быстрого взгляда на Адриенну и господина де Монброна, чтобы понять, что он попал в весьма затруднительное положение. Вид обоих был далеко не _успокоительный_.

Граф, Как мы уже говорили, довольно резко выказывал свою антипатию, не раз подкрепляя ее поединком; немудрено, что при виде Родена черты его приняли резкое и вызывающее выражение. Опираясь на камин и продолжая говорить с Адриенной, он презрительно через плечо взглянул на иезуита, не отвечая на глубокий поклон.

Адриенна, напротив, с изумлением заметила, что появление Родена не вызвало в ней ни гнева, ни ненависти. Яркое пламя, горевшее в ее сердце, очистило его от всякого мстительного чувства. Напротив, взглянув на себя и бросив гордый любящий взгляд на индийского Бахуса, она улыбнулась при мысли о том, отчего бы двум таким созданиям, как они, молодым, красивым, любящим и свободным, бояться грязного старикашку с его отвратительной физиономией, приближавшегося змеинообразными движениями. Словом, вместо гнева или отвращения при виде Родена молодую девушку вдруг охватил порыв насмешливой веселости, и ее глаза, блестевшие счастьем, загорелись теперь огнем лукавства и иронии.

Роден чувствовал себя скверно. Люди такого сорта предпочитают врагов, вспыльчивых в гневе, врагам насмешливым. С первыми они справляются или бросаясь перед ними на колени, плача, стеная, стуча себя в грудь, или, наоборот, являются вполне вооруженными, готовыми бороться, и обращаются с ними вызывающе. Но ядовитая насмешка сразу лишает их самообладания. Так было и с Роденом. Находясь между Адриенной де Кардовилль и господином де Монброном, он понял, что ему, как говорят, придется провести _дурные четверть часа_.

Открыл огонь граф. Повернув голову через плечо к Родену, он произнес:

– Ага... вот и вы... добродетельный муж!

– Пожалуйте, месье, пожалуйте, - с насмешливой улыбкой сказала Адриенна.
– Я должна вам принести тысячу благодарностей, вам, жемчужине друзей, образцу философов... отъявленному врагу лжи и обмана...

– Я от вас готов принять все, дорогая мадемуазель, даже незаслуженные похвалы, - попытался улыбнуться иезуит, показав свои отвратительные желтые и сломанные зубы.
– Но не могу ли я узнать, в чем дело?.. За что меня хвалят?

– За вашу необыкновенную проницательность...
– сказала Адриенна.

– А я не могу не восхищаться вашей правдивостью; это слишком редкая добродетель, - заметил граф.

– Моя проницательность, дорогая мадемуазель? В чем же?
– холодно спросил Роден.
– Моя правдивость, ваше сиятельство? В чем же?

– Как в чем?
– сказала Адриенна.
– Вы проникли в тайну, тщательно оберегаемую и окруженную бесчисленными запретами, - словом, вы ухитрились прочитать то, что скрывалось в глубине женского сердца...

– Я, дорогая мадемуазель?

– Да, вы... И радуйтесь: ваша проницательность принесла самые счастливые последствия...

– А ваша правдивость наделала чудес...
– прибавил граф.

– Сердцу радостно, если, сделал добро даже бессознательно, - сказал Роден, держась настороже и искоса поглядывая на графа и Адриенну.
– Но не могу ли я узнать, за что меня хвалят?

– Благодарность заставляет меня открыть вам это, - лукаво заметила Адриенна.
– Вы открыли и сообщили принцу Джальме, что я страстно люблю... кого-то... Как же не славить вашу проницательность... Ведь это правда!

– Вы открыли и сообщили мадемуазель Адриенне, что принц Джальма любит страстно... кого-то, - сказал граф.
– И как же не хвалить вашу правдивость... Ведь это истина!

Роден стоял пораженный и молчал.

– Тот, кого я страстно люблю, - сказала Адриенна, - это принц.

– Особа, которую принц страстно любит, - продолжал граф, - это мадемуазель Адриенна.

Эти столь важные и беспокоящие открытия, сделанные одно за другим, потрясли Родена. Он оставался нем, молчалив и с испугом думал о дальнейшем.