Затем, залившись смехом, так что ее хорошенькое лицо даже покраснело, гризетка прибавила:

– Понимаю!.. Догадалась! это свадебная корзинка для госпожи де-ла-Сент-Коломб! Поздравляю... все выбрано со вкусом!

– А где я добыл бы денег на эти чудеса?
– сказал Дюмулен.
– Ясно вам говорят, что все это ваше, если вы захотите меня слушаться!

– Как?
– с изумлением спросила Роза.
– Все это не шутка... Вы говорите серьезно?

– Совершенно серьезно.

– И предложение жить, как знатная барыня...

– Эти вещи - только задаток более серьезных предложений.

– И вы, Ними... вы, бедняга, делаете мне такие предложения от имени другого?

– Позвольте минутку!
– воскликнул с забавной скромностью духовный писатель.
– Вы должны слишком хорошо знать, чти я не способен предложить вам что-нибудь сомнительное и нечестное. Я слишком уважаю свою дорогую питомицу и себя... Не говорю, что я доставил бы огорчение и Филемону, который поручил мне быть на страже вашей добродетели!

– Тогда, Нини-Мельница, - с еще большим изумлением проговорила Роза, я уж ровно ничего понять не могу, честное слово.

– А дело очень просто... Я...

– Ага, понимаю...
– прервала его молодая девушка.
– Какой-нибудь господин предлагает мне через вас свою руку, сердце и еще кое-что в придачу!.. Что же было не сказать мне это сразу?

– Сватовство? Как бы не так!
– отвечал Дюмулен, пожимая плечами.

– Значит, речь идет не о свадьбе?
– с удвоенным удивлением продолжала Роза.

– Нет.

– А ваши предложения вполне честны, толстый апостол?

– Как нельзя более честны.

Дюмулен говорил правду.

– И мне не надо будет изменять Филемону?

– Не надо.

– И не надо хранить кому-либо верность?

– Абсолютно.

Роза явно растерялась. Затем продолжила:

– Надеюсь, что вы не принимаете меня совсем за дуру?.. Довольно шутить!.. Могу ли я поверить, что мне предлагают жить как герцогине... ради моих прекрасных глаз?.. Если мне будет позволено так выразиться, скромничая, заметила плутовка.

– Ну, это-то вам будет позволено!

– Но, однако, должна же я буду за все это чем-нибудь платить? допрашивала все более и более заинтригованная девушка.

– Решительно ничем.

– Ничем?

– Ни-ни.

– Ни вот столько?

– Ни вот столько.

И Нини прикусил кончик ногтя.

– Что же я должна буду делать?

– Наряжаться, веселиться, нежиться, кататься в карете... Как видите, не трудно... да еще доброе дело сделаете!

– Живя герцогиней?

– Ну, да. Однако не спрашивайте меня больше... Я ничего не могу сказать... А лучше решайтесь скорее... тем более что силой вас держать не будут. Попробуйте... Понравится так жить - хорошо, а нет - так вернетесь под кров Филемона!.

– Пожалуй...

– Попробуйте... Риска никакого нет.

– Положим, что так. Только я никак не могу этому поверить... а потом не знаю, должна ли я...

В это время Нини-Мельница подошел к окну, отворил его и сказал подбежавшей Розе:

– Поглядите-ка... у ворот...

– Какая хорошенькая коляска! Как в ней, должно быть, приятно сидеть!

– Эта коляска ваша. Она вас ждет.

– Как ждет?
– воскликнула девушка.
– Я должна, значит, решиться сейчас?

– Или никогда.

– Сегодня?

– Сию минуту.

– Куда же вы меня повезете?

– А откуда я знаю!

– Вы не знаете?

– Не знаю...
– Дюмулен снова говорил правду.
– Но кучер знает.

– Сознайтесь, Нини... что это все довольно забавно.

– Я думаю!.. Если не было бы забавно, так не было бы и веселья!

– Правда!

– Значит, вы согласны. Отлично. Очень рад и за вас и за себя.

– За себя?

– Ну, да... Вы мне оказываете большую услугу!

– Каким образом?

– Не все ли равно? Но я ваш должник!

– Что верно, то верно.

– Ну, что же?.. Едем?

– А что в самом деле... Не съедят же меня там!
– решительно произнесла Пышная Роза.

И она, припрыгивая, достала розовую, как ее щеки, шляпку-биби, подошла к треснутому зеркалу и кокетливо надела ее немножко набок, на светлые бандо своих волос; оставляя открытой белую шею и затылок, где начинались шелковистые корни густого шиньона, шляпка придавала ее хорошенькому лицу если и не слишком вольное, то, во всяком случае, резвое выражение.