Джером Дейвид Сэлинджер
День перед прощанием
Перевод на русский язык. М.Ковалева, 1996.
Сержант технических войск Джон Ф. Глэдуоллер-младший, личный номер 32 325 200, одетый в серые брюки из шерстяной фланели, белую рубашку с расстегнутым воротом, клетчатые гольфы, коричневые ботинки и темно-коричневую шляпу с черной лентой, сидел, положив ноги на письменный стол. Под рукой у него была пачка сигарет, и его мать с минуты на минуту должна была принести ломоть шоколадного торта и стакан молока.
Весь пол был завален книгами - закрытыми и раскрытыми, бестселлерами и макулатурой, классиками и однодневками, книгами, подаренными на Рождество, библиотечными книгами и чужими книгами.
В эту самую минуту сержант находился вместе с Анной Карениной и Вронским в мастерской художника Михайлова. Незадолго до того он стоял в воротах монастыря со старцем Зосимой и Алешей Карамазовым. Еще часом раньше прошел перед домом Джея Гэтсби, урожденного Джеймса Гетца, и теперь спешил как можно скорее выбраться из студии Михайлова, чтобы попасть на угод Пятой авеню и Сорок шестой улицы, там они вдвоем с верзилой-полисменом по имени Боб Коллинз встретят машину, за рулем которой будет сидеть девушка по имени Эдит Доул... Сколько еще народу хотел повидать сержант, сколько памятных мест...
– А вот и мы!
– сказала его мама, внося торт и молоко.
"Слишком поздно, - подумал он, - не успею. А что, если взять их с собой? Сэр, я привез свои книжки, стрелять я ни в кого пока не буду, валяйте, ребята, я подожду тут, среди книг".
– Спасибо, мама, - сказал он, закрывая за собой дверь студии.
– Прямо слюнки текут.
Мать поставила поднос на стол.
– Молоко холодное как лед, - заметила она. Его всегда забавляла эта ее привычка расхваливать еду. Она присела на [75] скамеечку возле его кресла, следя за тем, как он берет стакан тонкими, такими родными пальцами, не сводя с него глаз, полных любви.
Он откусил кусок торта и запил его молоком. Молоко было и впрямь ледяное. Неплохо.
– Неплохо, - заметил он.
– Стояло на льду с самого утра, - сказала мать, обрадованная этим снисходительным одобрением.
– Милый, а когда приезжает этот мальчик, Корфидд?
– Колфилд. И он не мальчик, мама. Ему двадцать девять. Я подскочу к шестичасовому, может, встречу. У нас есть бензин?
– По-моему, нет. Отец велел тебе передать, что талоны в машине. Там на шесть галлонов.
– Миссис Глэдуоллер вдруг обратила внимание на состояние пола.
– Ты не забудешь перед уходом собрать книжки, Бэйб*?
– Угу, - без особого энтузиазма ответил Бэйб, дожевывая торт.
– Когда У Мэтги кончаются уроки?
– спросил он.
– Около трех, по-моему. Ах, Бэйб, зайди за ней, пожалуйста. Она будет вне себя от восторга. И в полной форме непременно.
– В форме нельзя, - сказал Бэйб, жуя.
– Я санки беру.
– Санки?
– Угу.
– Силы небесные! Двадцатичетырехлетний мальчишка.
Бэйб поднялся, стоя допил молоко - холодное, ничего не скажешь! Лавируя между раскиданными по полу книгами, будто полузащитник, снятый для кино "рапидом", он подошел к окну и раскрыл его.
– Бэйб, ты простудишься насмерть.
– Не-а.
Он сгреб с подоконника горсть снега и слепил из нее снежок. Снег был что надо, не рассыпчатый.
– Ты так носишься с Мэтги, - задумчиво заметила мать.
– Славный ребятенок, - сказал Бэйб.
– А чем этот мальчик, Корфилд, занимался до армии?
– Колфилд. Он вел три радиопередачи: "Я - Лидия Мур", "Борьба за Жизнь" и "Марсия Стал, Д.М.**".
– Я всегда слушаю "Лидию Мур", - обрадовалась миссис Глэдуоллер.
– Это девушка-ветеринар, да?
[* Бэйб (Babe; букв.: Малыш, Детка) - обычное шутливое прозвище рослого парня, ставшее особенно популярным благодаря тому, что его носил знаменитый бейсболист 20-х годов Бэйб Рут. (Прим. ред.)
** Д. М.
– доктор медицины.] [76]
– К тому же он писатель.
– Да что ты, писатель? Тебе повезло. Он, наверное, ужасно умный.
Снежок начал таять. Бэйб выбросил его за окно.
– Он чудесный парень, - сказал он.
– У него в армии младший братишка, которого сто раз выгоняли из школы. Он про него все время рассказывает, говорит, что у этого Холдена не все дома.
– Бэйб, закрой окно. Пожалуйста, - сказала миссис Глэдуоллер.
Бэйб закрыл окно и подошел к своему стенному шкафу. Он заглянул туда. Все его костюмы висели на месте, только он разглядеть их не мог, потому что они были завернуты в вощеную бумагу. Он вдруг подумал, придется ли ему еще когда-нибудь носить их.
"Тщеславье, ты, - подумал он, - зовешься: Глэдуоллер"*.
[* Перефразированная цитата из трагедии Шекспира "Гамлет": "Бренность, ты зовешься: женщина!" Перевод М. Лозинского. (Прим. переводчика.)]