ректора доктора Мюллера, а и кошмарное шипение,

забивавшее помехами на всю длину любое предложение. Худо-бедно Сергей справлялся. По-крайней мере, после именно его перевода, как он надеялся, русские стали в нужную очередь для получения спецодежды и спецобуви.

Медосмотр, беглый и похожий на посещение участкового - Drei Minuten pro einen Menschen und

ein Naechster..., три минуты на человека и следующий.

После осмотра Сергей-командир собрал всех русских участников работ и, переспрашивая Сергея-переводчика, объяснил, что каждый теперь подчиняется своему - 'как, не понял ?' - ...Бригаденфюреру !?' Увидев нехорошую усмешку командир заметил : "Так не шути!.." И всех разлучили.

Сергей вместе с Володькой Реженашвили, греком из Тбилиси, попал в бригаду 'цво', то есть вторую. Еще через час к палатке подошел бригадир Бодо, невысокий плотный парень. Он с удовольствием хлопал своих русских Kumpeln по плечам и давал хлопать себя : "Also, Morgen six!" "Was six?" - не понял Сергей. "Aufwachen, um sieben - Appel, dann schuften !" "Пахать с семи..." - объяснил Сергей Володьке. Тот просто ответил : "Хороше."

А пока в шесть вечера они с Володькой тянулись в гору, идя по ущелью среди сосен по песчаной тропе. Окрестности напоминали немного Карелию, только слева глубоко внизу шумел горный

поток. Два раза навстречу попадались деревянные скамеечки на двоих, развилку осенял добротный указатель с названием конечных пунктов, обозначением километража и потребного времени пути. "Прямо!" - потащил Володька Сергея налево.

Дорога выполаживалась. Они вышли на луга, сделали еще один поворот в рощице и вступили в

деревню. Точнее, в улицу, состоявшую из каменных фахверковых

домов, не имевших возраста, окруженных стенами каменных заборов, толщиной в кирпич. Гастхаус, 'гаштет', был приподнят над домами, все его окна ярко горели.

Внутри сидело множество людей. От веселья, громкого смеха, звона кружек дрожал самый воздух, как дрожит воздух над перегретой землей.

Вновь прибывших моментально поглотила толпа. Сергей, решивший держать себя в руках, понемногу

цедил пиво. Напротив сидели немцы, двое - снизу, из лагеря, один пожилой, еще двое, по

виду, уставших пролетариев. После осушенной кружки пива Сергей бухнулся как в воду, в общую беседу, заказал еще один Grossbier. Светловолосый парень, Франк, говоря почти только с Сергеем, изредка кивал на него - Es klingt gut ! С каждым новым Bierglass речь окружавших распадалась на отдельные, очень громкие, звуки. Болтали обо всем, ржали после очередного глотка пива, хлопали друг друга по плечам... И в итоге

Сергей, потеряв Володьку, нетвердо спускался к лагерю во время от полуночи до двух часов ночи, ухватив Франка под локоть. Сновидений не было, а было то, что Сергей увидел Гюнтера, стоявшего в растворе палатки : "Guten Morgen!" Сергей с трудом двинул глазами на Володькину кровать. Она оставалась не смятой. На остальных ворочались, с хрустом разгибались люди. Было три

минуты седьмого.

Трава, на которой стояла палатка, была мокра на вид и на самом деле. Вместо воздуха легкие поглощали клубы неопадавших водяных капель. Дуновение утреннего ветра загоняло холодные мокрые струи под куртку. Холод подгонял. Освежившись от умывания под ледяной водой, Сергей разглядывал окрестности. Невозможно было узнать, где они сейчас находились. Из ущелья как дым от влажных дров выползал туман. Туман покрывал и все окружные вершины гор, и лагерь, казалось, одиноко лежал под серым небом. Из-под тяжелых дымившихся клубов проступали на миг черные громады, но новые струи тумана наползали и стирали их из виду.

На Appel'е - построении - раздавался план на день. Озвучивал его железнодорожник, плохо знакомый с немецким произношением, и Сергей постоянно переспрашивал у маленькой, черноглазой немки, стоявшей рядом с ним, после чего переводил командиру. Володька прибыл после завтрака, пропитанный благовониями, сытый и отдохнувший. Командир недовольно вполголоса что-то

сказал, и Володька кивнул и ответил опять : "Хороше!" Когда пошли на посадку на рабочий поезд, разразился настояший ливень. Сергей, командир, успокоил : "В прошлом году тоже каждое утро лило, а с двенадцати - дикая жара..."

Поезд останавливался на трассе, выбрасывая, как десант, очередную бригаду, и с раскачкой двигался по рельсам.

Первые три недели шла обычная работа по замене

довоенного еще участка железной дороги, положенной на чугунные шпалы. Дорога петляла среди волнистых гор и над городками с красно-черепичными крышами. Каждое утро начиналось

ливнем. К десяти шум воды, щедро проливавшейся сверху, сменялся ревом вздувшихся многочисленных ручьев и речушек, а к двенадцати, будто специально к обеду, солнце высушивало небо до белизны, загоняло потоки в незаметные русла и тянуло всех работающих заснуть крепким сном. Сном, тем более крепким, чем ближе к подъему был отбой. Начиналась работа необычайно рано в 6-30 утра. В три часа полусонные бригады прибывали в лагерь. В лагере сон разгонялся в течение двух следующих часов - пока мылись, ходили

zeltenweise, по выражению Бодо, ужинать. И с шести начиналась свобода! Свободу меняли на 'гаштет наверху', в Бад-Шандау, лежавшем за ближней горой. Сергей очень близко сошелся с Володькой, и они вместе обшарили все окрестные городки, откуда возвращались обыкновенно после двух ночи. В шесть же утра снова обходил все палатки похожий на Карла Маркса Гюнтер со своим : "Guten Morgen!"...

В выходные гуртом ездили по окрестностям, намеченным для посещения начальством лагеря. Городки, прятавшиеся в ущельицах, зацепившиеся за