– Так, стала опять Чернышева.

– И вы этому не воспротивились?

– Нет.

– Но почему?!

– Она у меня переводчица. Блистательная женщина. А одна там ей позавидовала и назвала Белокурвой. Собственно, это как-то сразу напрашивается: Белокурова - Белокурва. Смешно, правда?

– Если честно, то да, смешно, - не удержалась от смеха Элла.
– Хотя я бы все равно не стала возвращаться к девичьей фамилии. Взялась быть Белокурвой, так и будь ею до конца, терпи. Ой, простите!..

Она смеялась, и Белокурову теперь тоже было смешно, хотя до сего дня он тайно переживал реставрацию Тамариной девичьей фамилии.

– Да к тому же, - смеялся он, - была Чернышевой, стала Белокуровой, потом опять Чернышевой. И смех и грех!

– А по-моему, это вы все выдумали.

Она вдруг поцеловала его в щеку.

– Об этом вы тоже мужу расскажете?

– Конечно. И про оцеловывание.

Тут в душу его закралось тревожное подозрение, что никакого мужа у Эллы нет и в помине. Он оставил ее руку и принялся подкручивать кончики усов.

– Не убирайте руку, - шепнула Элла.
– Мне в ней так хорошо.

А что, если она послана к нему врагами, чтобы заманить? Врагов-то у него хватает. Многие ненавидят «Бестию».

Он посмотрел на Эллу. Она притягивала его всем своим видом. Ее рука уже снова была в его руке. Пропал! Погиб! Потом напишут: «Еще одно громкое убийство…» Как он может так рисковать собой, сыном, Тамарой, отчимом, «Бестией»?! Газета-то - черт с ней! Другой найдется издатель подобной никому не нужной ерунды. Тамара найдет себе другого. Прокофьич уже старый. А вот сын… Как он будет без отца? И до слез стало жалко Сережку.

– Зато сын у меня как был Белокуров, так и остался.

– А сколько вашему сыну?

– Скоро три.

– Три годика? А вам, Борис?

– Тридцать девять.

– А мне двадцать девять. Ха-ха-ха.

«Ха-ха-ха» она проговорила, а не просмеяла.

– А мужу?

– Немного моложе вас.

– А он есть?

– Можете проверить, если хотите. Он сегодня дома.

– Хочу.

Зачем он это сказал? Так хорошо было бы окончить знакомство у дверей ее дома и возвратиться в веселую компанию нижнего буфета. Но чертик откуда-то из подбрюшья докричался: «Гульнем! Ты чего, брат? Бери что дают!»

– Товарищ генерал, - снова обратилась к водителю Элла, - мы передумали. Идем в гости. Назад не поедем.

– Ну и хорошо, - отозвался тот.
– А то я устал что-то.

Конечно же, мужа нет. В этом можно не сомневаться. А что, если она и впрямь почитательница его газеты? Белокуров чувствовал, как его мощно куда-то несет.

И вот он уже расплачивается с водителем, и вот он уже поднимается по лестнице ее дома на четвертый этаж, мимо огромного белого кота в черных разлапистых пятнах, и тут сильно пахнет мусоропроводом. «А ведь ты трус, Белокуров! Нет, я просто верен своей жене. А она отреклась от твоей фамилии. Это еще ничего не значит. А я говорю: значит. А я говорю: нет!» - разыгралась в душе у Белокурова молниеносная пьеска.

Около двери квартиры Элла несколько замешкалась с извлечением из сумочки ключей. Посмотрела глаза в глаза:

– Белокуров, а вы правда хотели бы меня оцеловать?

– Увы, хотел бы, - ответил он, - и сердце мое разбито.

– А вы можете сейчас сказать моему мужу, что мы с вами любим друг друга и что он должен оставить меня?

– Сказать это замечательному человеку, читателю моей газеты?

– Слабо?

– Нет.

Сам не зная как, он вдруг схватил ее, обнял, прижал всю к себе и приник губами к губам. Если муж есть, то на этом все и кончится. Если мужа нет, то не надо будет говорить страшные слова хорошему человеку, работающему в Коломенском.

Она не пользовалась духами и ничем не пахла, но он чувствовал сквозь жаркий поцелуй какой-то особенный аромат, исходящий из ее души. Наконец Элла оторвалась от него и звякнула ключами:

– С Богом!

«Нет, не с заглавной буквы, - подумал газетчик, - с приземленной: с богом, с языческим богом».

Сердце его отчаянно колотилось, когда он входил следом за Эллой, уже точно зная, что никакого мужа нет.

– Василий!
– закричала она.
– Васи-и-илий! Получай!

И тут выплыло существо мужского пола с недоумевающим и несколько даже недовольным лицом.

– Здравствуйте, - попыталось оно улыбнуться.

– Получай, - повторила Элла.
– Знаешь, кого я привела тебе? Твоего любимого Белокурова. Вот он. Он есть. И он у нас дома.

– Бог ты мой!
– стукнул себя по лбу Василий.
– Не может этого быть! Вы Борис Белокуров? Издатель «Бестии»? Борис И-и-и…

– Борис Игоревич, - подсказал Белокуров.
– Можно просто Борис. Да, это я.

Веселье вновь заполняло всего его с ног до головы. Мужа Василия он готов теперь был оцеловывать за то, что он есть, а не его взбалмошную жену. Она плутовато хихикала, поглядывая то на одного, то на другого.